Осень и Ветер
Шрифт:
Я трясу головой, выталкивая противные воспоминания. Оказалось, что нет никакого стартового вклада, а мои деньги она хотела потратить на личные нужды. Хорошо, что правда вовремя вскрылась и в итоге я заставила сестру пустить деньги по назначению. Так она хотя бы встала на ноги и перестала клянчить деньги на очередную прихоть. Правда, в итоге она научилась получать желаемое у мужчин.
Я смотрю на Веронику, которая беззаботно помешивает трубочкой фреш и продолжает разглагольствовать о далеких странах, солнечных берегах и теплом песке, и мне кажется, что я совсем ее не знаю. Кто она — блондинка, похожая на меня ровно настолько, насколько же и не похожая? Ее не интересует,
— Ника, зачем ты хотела встретиться? — спрашиваю я, теряя терпение. Стрелки часов подтянулись к шести вечера, и я ни за что на свете не хочу опоздать к возвращению Наиля. Несмотря на неподходящую обстановку, воспоминание о его горячих поцелуях заставляют меня снова и снова непроизвольно прикасаться пальцами к губам.
— Нужно кое-что обсудить, — говорит она, кисло кривя рот. Лениво постукивает ложечкой по поверхности желе, наблюдая, как оно пружинит, словно батут.
— Именно сейчас? Спустя два года? — переспрашиваю я, даже не пытаясь скрыть насмешку. Господи, мы же родные сестры. У меня есть Хабиби, но для Ники я — единственный родной человек, единственная опора. И что же она делает? Старается подвести меня к тому, чтобы я в сердцах сказала, что рву с ней все связи? Или это говорит моя обида?
— Ева, не ты одна переживала смерть Марины, — говорит сестра, продолжаю «пружинить» ложкой желе. Ритмично стучит по нему, словно заводной заяц-барабанщик.
— Если ты пришла меня упрекать… — предостерегающей понижаю голос я.
— Ты завела шарманку про два года, — пожимает плечами Ника. — Не я. Я думала, что мы закрыли тему и больше к ней не возвращаемся, но тебе обязательно нужно упиваться страданием. Святая Ева.
«Она — твоя сестра», — уговариваю себя, хоть рука сама тянется выплеснуть сок ей в лицо. Может быть хоть тогда Ника перестанет паясничать и вспомнит, наконец, кто был ей вместо матери.
— Я тоже переживала, между прочим! — выпаливает сестра, резко отодвигая от себя десерт. — Я тоже винила себя в том, что произошло. Что это я привела Марину и… — Ника прикусывает верхнюю губу, какое-то время смотрит в пустоту между моим ухом и плечом, но все-таки продолжает. — Можешь думать, что угодно, но я любила ее. И я до сих пор слышу крик. И как тормоза визжали. И вас там… на дороге.
Я хочу ей верить. Правда хочу. Буквально хватаю за шиворот все плохое, что противится ее рассказу, и заталкиваю подальше. Я — старшая сестра, мне быть умнее и мудрее. Мне прощать, в конце концов. Конечно, можно до бесконечности пытать Нику вопросами о том, почему она не осталась со мной до конца, почему не пришла даже на похороны, а растворилась прямо в больнице, где я валялась в ногах Наиля и просила его воскресить Мышку. Но какие ответы я услышу? И хочу ли услышать правду?
— Я знала, что ты встречаешься с Наилем, — неожиданно выдает сестра.
Смотрю на нее так, будто она вдруг начала шипеть по-змеиному. Что она такое говорит? Причем тут Ветер и наши отношения?
— Ева, перестань делать такое трагическое лицо, — огрызается Ника. — Думаешь, никто не знал, что у вас с нелюдимым доктором интрижка?
— Думаю, что это в принципе никого не касалось. — отвечаю максимально сдержано, хотя теперь готова идти до конца, лишь бы услышать и остальные откровения. Уверена,
— Забавно, что ты за ним приударила после того, как я сказала, что он Садиров.
Я открываю рот, чтобы сказать, что знала этого мужчину задолго до того, как Ника «открыла мне глаза» на финансовое положение его семьи, но тут же раздумываю. Ничего это не даст кроме порции сухих дров в костер ее раздражения.
— Ты жила с этим два года? — спрашиваю с сочувствующей улыбкой. — Что изменилось?
Даже не хочу знать, откуда она в курсе наших отношений. Не хочу рыться в грязном белье. Поэтому бросаю взгляд на часы и уже собираюсь сказать, что у меня куда более важных дел, чем разговор загадками с блудной сестрой, когда Ника хватает меня за запястье, удерживая.
— Ты не знаешь, что он за человек, Ева, — говорит приглушенным голосом, выразительно поглядывая в сторону охранников. Обе пары глаз прикованы к нам и неотрывно следят за каждым движением.
— Даже если так, то узнать правду от тебя мне не хочется, — говорю я, брезгливо стряхивая ее пальцы. Поднимаюсь, но уйти не успеваю.
— Думаешь, Андрей сам вышел в окно погулять? — останавливает ее голос.
Я сглатываю, прикрываю глаза.
В виски ударяются медленные тяжелые удары сердца. Действительность превращается в серо-бурую мешанину, которая медленно, словно песок между двумя стеклами, перетекает из стороны в сторону, оставляя маслянистые потеки. Это настолько реально, что я невольно тру глаза, шиплю, поздно вспоминая, что пришла в линзах.
— Ева Дмитриевна, — слышу голос охранника, и быстро машу рукой, мол, все хорошо.
Но они уж насторожились: вышколенные бойцовские псы Садирова. Приходиться выудить фальшивую улыбку и кое-как сказать, что после двух лет разлуки с сестрой мы по-женски немного цапаемся. Замечаю, что Ника заметно побледнела, и даже дышать боится. Только когда охранники возвращаются на свои места за соседним столом, судорожно хватает ртом воздух, а следом — жадно, залпом выпивает сок.
— Что ты знаешь об Андрее? — спрашиваю ледяным тоном.
Я только-только собрала себя по кусочкам, только вспомнила что значит быть защищенной — и жизнь снова догнала меня, пнула коленом в спину, чтобы опрокинуть на колени.
— Ян сказал, что не может поговорить с тобой из-за Наиля, что Садиров держит тебя под замком и обрубает все его попытки хотя бы просто встретиться.
Ян, значит.
— Что. Ты. Знаешь. Об Андрее, — по словам повторяю свой вопрос. Не хочу мусолить ерунду о том, что в наше время меня, современную женщину, можно держать под замком. Я никуда не пряталась, в конце концов. Я не пленница Наиля, а гостья, причем совершенно добровольная.
— Это Садиров… У Яна есть доказательства.
Сглатываю и вдруг понимаю: я ведь всегда это знала. Догадывалась, что Андрей никогда бы не смог… вот так… потому что совесть замучила.
Но правда все равно оглушает, застает врасплох, словно убийца в темном переулке.
И я пока не имею ни малейшего представления, что мне с ней делать.
Глава тридцать седьмая: Ветер
У меня хорошие новости для Новиковой: как бы ни пыжился Ян, но мое твердое слово и денежные аргументы раскачают любого судью. Всего-то стоило назначить встречу и четко изложить свою позицию. Ну и припугнуть немного, чего уж там. Можно прикидываться хорошим и добрым Наилем, но правда в том, что хромоногий Наиль никогда бы не выжил в том болоте с аллигаторами, куда меня засунула жизнь. А Садиров выжил, приумножил доходы и держит многих вот таких «кристально чистых и неподкупных» за яйца.