Осенний лист или зачем бомжу деньги
Шрифт:
– И чего так скакать?
– недоуменно ворчала бабушка Серафима.
Вспоминая тот случай, Сидоров улыбался.
А со Стасом позже они даже подружились…
4.
Этот кошмар никак не мог закончиться. Альфред спал и видел сон, но не понимал, что это всего лишь сон, считал происходящее явью. Кошмар был бесконечным,
Он не видел преследователей, но знал - это чеченцы, и они гонятся за ним, чтобы перерезать ему горло острым, как бритва, ножом.
Коридор был освещен красным призрачным светом, а чеченцы находились где-то рядом, шли за ним по пятам. Он ощущал их присутствие, даже иногда слышал позади себя их гортанные голоса.
Увидев какое-нибудь ответвление коридора, Альфред тут же бросался туда, надеясь, что чеченцы это ответвление не заметят и пройдут мимо. Но они, как собаки, чуяли, наверное, куда он повернул, и шли следом. Вдруг коридор закончился. Тупик. Сейчас появятся его преследователи. Альфред с ужасом представлял себе, как один из них вытащил из ножен кинжал и, попробовав сверкающее лезвие пальцем, сказал другому:
– Острый, как брытва. Голову одным взмахом отсэчь могу!
Все! Это конец!
И вдруг…откуда-то сверху…голос Катеньки:
– Алик, иди сюда, я помогу тебе.
Альфред увидел тонкую изящную руку в лазе, высоко над своей головой. Высоко, но можно было дотянуться.
– Иди. Держись за мою руку. Я помогу тебе забраться в этот лаз. И мы оба спасемся. Здесь свет. Здесь много света. Это выход из подземелья. Мы спасемся, Алик…
– Спасибо, Катенька, - сказал Альфред и уцепился за ее руку.
Рука оказалась сильной и мускулистой.
Это не Катенькина рука, подумал Альфред, это мужская рука.
– Конечно мужская, - услышал он ответ на свои мысли.
– Я же мужчина. Держись, Альфред.
Это был Сидоров. Алексей Алексеевич Сидоров, бывший муж Катеньки, который вдруг куда-то исчез. Нет, не сейчас, когда-то, Альфред не помнил когда. Сидоров исчез, и никто не знал где он и что с ним. А теперь, когда Альфреду была так необходима чья-то помощь, Сидоров вдруг появился. Появился, чтобы спасти его.
Альфред не понял, как это, так быстро, один рывок, и он оказался в этом лазе, рядом с Алексеем Сидоровым. На Сидорове был черный смокинг и галстук-бабочка. А на голове - белая вязаная шапочка.
Такая, какие носят сварщики, одевая их под маску-шлем.
– Алексей Алексеевич, а вы не сердитесь на меня за Катеньку? За то, что я ваше место занял?
– Свято место пусто не бывает… Нет, не сержусь я. Да и чего теперь-то…, когда Катенька мертва.
– Катенька мертва?
– А ты что, забыл?
– Не забыл, - вспомнил Альфред.
– Помню. Они ей
– Беги.
– А вы?
– Я здесь останусь. Не привык я от опасности бегать. Да и очень уж мне хочется с этими черножопыми потолковать на их родном языке.
– Вы знаете чеченский язык?
– Я знаю, что такое хорошая драка.
– Но у них ножи! Они убьют вас!
– Лучше самому умереть, чем убийц без наказания оставить.
– Тогда и я с вами.
– Хорошо. Если решил, за мной!
И Сидоров спрыгнул из лаза в коридор, встал у стенки. Альфред посмотрел вниз, было высоко и очень страшно.
– Ну, чего ты там застрял? Прыгай!
Альфред зажмурился и…
…Проснулся.
Голова сильно болела.
Он лежал на матрасе, под головой - резиновая надувная подушка.
Альфред все вспомнил. Это кабинет начальника взрывного цеха завода
'Искра'. Бывшего завода. Теперь кабинет принадлежит Сидорову Алексею
Алексеевичу. И не только кабинет, но и весь завод, точнее его развалины. Сидоров - первый муж его Катеньки, а теперь бомж. И он,
Альфред, теперь тоже бомж.
Постанывая от жуткой головной боли, Альфред встал с матраса и, шатаясь, пошел в приемную, где некоторое время назад они выпивали с
Сидоровым, и где он рассказывал Сидорову о том, что с ним произошло.
С ним и с Катенькой.
Открыв дверь и увидев человека, сидящего у окна на лавке, он опешил. 'А где Сидоров?', хотел спросить Альфред, но тут же понял, что человек перед ним и есть Сидоров.
На Сидорове был добротный твидовый костюм, серый в тонкую красноватую полоску, голубая рубашка и темно-бардовый галстук.
Галстук был повязан по моде, ушедшей лет пять-шесть назад - узел тугой, на галстуке ни одной морщинки. Сейчас так не носят, подмывало сказать Альфреда.
Сидоров был гладко выбрит и казался моложе, чем в момент их неожиданной встречи, моложе, лет на десять. Он сидел на лавке разутый, ноги его стояли на газете, носки были дырявые и разного цвета, а в руках он держал разбитые кроссовки. Куча тряпья лежала рядом на лавке. В куче просматривалась камуфляжные пятна одежды, которая прежде была на Сидорове.
Подняв глаза на Альфреда, Сидоров сказал, показывая кроссовки:
– Несколько не соответствуют остальному гардеробу. Ты не находишь?
Альфред молча кивнул.
– Из обуви только это, валенки, резиновые сапоги и ботинки-говнодавы. Но те совсем стремные. Что делать?
– Не знаю, - растерянно ответил Альфред.
– Не знаешь? А ты роман Николая Гавриловича читал?
– Какого Николая Гавриловича?
– Чернышевского.
– 'Что делать?'? Нет, не читал.
Сидоров вздохнул: