Осенний лист или зачем бомжу деньги
Шрифт:
– О, любимый!
– притворно изумилась Катерина и странно улыбнулась, улыбка ее показалась Сидорову похабной.
– Я думала, что ты закончишь игру не раньше четырех утра. А теперь только…, - она взглянула на большие пристенные часы с маятником, стоящие в углу холла, -
…только без четверти четыре. Неужели все деньги проиграл?
Сидоров не ответил. Он понимал, что ее слова - игра, что Катерина хотела этого, хотела, чтобы он застал ее с любовником. Чтобы больней! Чтобы насмерть.
Окурок припалил пальцы, Сидоров бросил его на пол
– Зачем?
– выдавил он из себя.
– Зачем ты это сделала?
– Ты о чем?
– Брось. Я же не полный идиот.
– Полный, - возразила Катерина.
– К сожалению… Только полный идиот может променять меня, - она резко и гордо вскинула голову и ее тугие, почти девичьи груди подпрыгнули вверх, как два теннисных мячика, - на смазливую малолетку.
Сидоров мог бы возразить, сказать Катерине, что он ей не изменял, и что он… Нет, это выглядело бы очень глупо, еще глупей, чем признаться в измене.
– И ты решила изменить мне в отместку, - пробормотал он.
– Изменить? Нет, дорогой, я тебе не изменяла, я просто решила тебя заменить. Хочешь узнать на кого?
– Нет. Не хочу, - ответил Сидоров.
– А я хочу, чтобы ты знал. Альфред!
– громко позвала она своего любовника.
– Спустись-ка в холл.
– Альфред?
– удивился Сидоров.
– Ты изменила не только мне, ты еще и вкусам своим изменила.
– Я тебе не изменяла, - повторила Катерина.
– Мне некому было изменять. Ты перестал для меня существовать с того момента, как я узнала о твоих похождениях.
'О каких похождениях?!', - хотел закричать Сидоров.
– Если ты напряжешь свою память, ты вспомнишь мои слова, - продолжала Катерина, - которые я тебе сказала в день нашего венчания. Ну же, напрягись!
Сидоров помнил. Она сказала тогда ему в ответ на его клятву любить вечно, что никогда не простит его, если в его жизни появится другая женщина. Даже в том случае, если это будет с его стороны сиюминутным увлечением. И повторила по слогам: 'НИ-КОГ-ДА!'.
– А вкусы?
– Катерина пожала обнаженными плечиками.
– Не в этом дело. Альфред Молотилов прекрасный коммерсант и неплохим любовником оказался.
– И добавила с язвительной улыбкой: - Кстати, лучше, чем ты, дорогой.
– Врешь!
– выдохнул из себя Сидоров.
– Врешь, тварь!
Катя снова пожала плечами и не ответила.
Альфред долго не спускался к ним, наверное, опасался быть покалеченным законным супругом Екатерины Великой. Наконец, он спустился по лестнице, полностью одетый, даже про галстук не забыл.
Сидоров критически посмотрел на новоиспеченного Катиного бой-френда. Такого соплей перешибить можно - тонкий и звонкий, с испариной на лбу и перепуганный насмерть.
– Алексей Алексеевич, я…, - начал Альфред, но Сидоров махнул в его сторону рукой.
– Помолчи, - жестко сказал он.
– Ты никто, и звать тебя никак.
Доказать?
Еще что-то пытается вякать, задохлик! Сидоров и не думал его бить, чтобы унять злость
– Ну-ка, без этого!
– спокойно сказала Катерина и встала между ними.
– Альфред - мой муж. Это ты никто, Сидоров. Ты бомж, Сидоров.
И с завтрашнего дня безработный. Пошел вон из моего дома и из моей жизни!
Да! Правда! Катерина нисколько не преувеличивала, говоря 'вон из моего дома' - дом, который они выстроили, любовно распланировав расположение комнат, предусмотрев тысячи всяких штучек-дрючек, обеспечивающих различные удобства, был оформлен на нее. И фирма принадлежала ей. У Сидорова не было ничего. Ничего, кроме отметки в паспорте о том, что такого-то числа такого-то месяца такого-то года зарегистрирован брак с гражданкой…
Но не в штампе дело и не в правах Сидорова на половину нажитого совместно. Совершенно не в этом дело.
'Пошел вон, Сидоров!', звучал в его ушах голос Катерины, когда он навсегда покидал этот дом. 'Пошел вон из моей жизни!'.
Быть может, его душа умерла в тот момент, когда он услышал эти слова. Или чуть позже, через несколько мгновений, когда он перешагивал порог дома. Он слышал, как Катерина расхохоталась ему в спину. А может быть, этот смех ему просто померещился? Может быть, если бы он только смог заставить себя повернуться, он бы увидел, что в глазах его жены стоят слезы и что она не хохочет, а двумя руками зажимает себе рот, из которого рвутся рыдания и крик: 'Вернись,
Сидоров!'.
Но он не оглянулся. Он ушел навсегда.
Кроме кота Сидорова в дачном домике иногда навещали мыши. Они скреблись где-то под полом и в стенах. Иногда влезали из своих лазов и серыми комочками быстро прокатывались через комнату. Но вскоре мыши куда-то исчезли, потому что серый монстр решил здесь обосноваться всерьез и надолго. Он стал приходить каждый день и подолгу сидел возле кровати, глядел на Сидорова своими желтыми глазами, иногда противно орал. Не мяукал, как положено представителю кошачьего племени, а именно орал. На кухню кот ходил теперь редко, видимо все разведал и прояснил для себя в свои первые визиты.
Где-то через неделю в гости к Сидорову пришел капитан Мотовило, так он представился, следователь из районного отделения милиции. Как выяснилось, Катерина подала заявление в ментуру о пропаже мужа.
Мотовило очень быстро сообразил, что если трупа Сидорова нет в наличии ни в моргах, ни в больницах, и вообще о Сидорове никто ничего не слышал и не знал, то он либо под снегом или в земле мертвый, либо где-то живой, но скрывается. А где можно скрываться, если любовницы, как очень быстро выяснил Мотовило, у Сидорова нет, родителей тоже нет, а дома и быть не может, потому что жена именно это и утверждает? Конечно, пропавший может быть где угодно, может, он в другой город уехал, но начинать поиски с чего-то надо. И