Осколки вечности в Академии Судьбы
Шрифт:
Я была в Эстер-Хазе? Наверное. А как оказалась здесь, у чужого окна?
«Забудь. Иначе еще сильнее меня возненавидишь…»
Шепот настойчиво вплетался в мысли. Отдаваясь хриплой мелодии, я прикрыла веки. Я буду послушной куколкой и все забуду.
В ушах загудело, мир вдруг закрутился. Замок сошел с ума, сорвался с цепи.
Я моргнула… и все стерлось. И шепот, и далекие горы в окне, и то рваное облако, что напоминало прыгающего хеккара. И было ли? Привиделось, почудилось.
Голос
Макушку грело обезумевшее солнце. Лучи липли к черной рубашке, как магией примагниченные.
Явно мужская, одежда доходила мне до середины бедра, но я не мерзла. Когда снаружи успело так потеплеть?
Голые колени ласкал ветер, он приносил запахи леса, молодой травы, сочных побегов, хвои. И что-то хлопало рядом с ухом, насыщая природный аромат запахом сажи.
Я проморгалась и обнаружила себя на знакомом крыльце. Четыре статуи по бокам, парадный пафос старинного Петербурга… Академия князя Карповского.
К почтовому ящику, выставленному на уличные ступени, сыпались морфы. Не замечая меня, они скидывали в урну корреспонденцию и с гордыми хлопками удалялись.
Грохот стоял неописуемый. Сквозь дымовую завесу я пыталась сосредоточиться и понять… вспомнить… Как я оказалась в Санкт-Петербурге? Как сюда пришла? Не пешком же с самого Эстер-Хаза?
Я больно сжала виски и застонала. Ничего не помню!
Тепло петербургского утра было обманчивым. Солнце не успело прогреть камни, и босые пятки за три минуты окоченели.
– Заболеть рискуете, мисс, – прокряхтел линяющий почтовик и пыхнул сажей в лицо, удаляясь.
Рискую, верно. Ничего не соображая, я поднялась по ступеням и толкнула входную дверь. Раз я сюда зачем-то притопала, не стесняясь стыдного вида, значит, мне было нужно… Или я просто сошла с ума.
Парадное фойе в такую рань пустовало, что было на руку: меньше однокурсниц заметит неподобающий наряд. Пугаясь шорохов и щелчков за витражными окнами, я осторожно пробралась в целительское крыло. Отдышалась у лестницы, с тревогой вгляделась в портрет на стене…
Мне определенно нужна помощь. Хорошо, если просто целительская.
– Анна не спит с рассвета. Стучитесь, леди Честер, у вас пятки черные, – протянул кто-то сзади, и я испуганно взвыла. Прочесала волосы трясущейся рукой и медленно обернулась.
Всего лишь призрак.
Молодой с виду юноша, рассыпавший голубые кудри по плечам и старинной рубашке с кружевным жабо. Он отвесил поклон, поглядел встревоженно на мои колени и кивнул на дверь больничного отделения.
Я нервно обняла себя за плечи, прислонилась спиной к стене и мотнула головой: не могу. Не могу войти к княгине Карповской. На мне мужская рубашка, пахнущая кровью, и я не помню, как ее надевала…
А что помню? Какие-то смутные обрывки. Должна была случиться свадьба, Олив заплела меня, а Ландра подменила
В порядке ли девочки, успел ли Квитариус их забрать? И госпоже Браун наверняка досталось за помощь с побегом…
Помню, как закуталась в плащ, надела брошь и пошла в банковское подземелье за Эриком. Папа его пленил, когда вампир получал развод. Валенвайд хотел быть со мной. Это было важно, нужно обоим.
А потом мы с ним… в пещере… Так сладко, мучительно приятно. И Эрик с замиранием сердца назвал меня любимой.
– Идите, Честер! – распылялся призрак, размахивая руками в пышных прозрачных рукавах. – Шевелите ножками. Быстрее. Вас искали. Вас ждут!
Искали?
Ох, верно, меня нашли. Нас. И это было кошмарно.
Я всхлипнула и сползла по стенке вниз, обхватила голые колени и затряслась. Резко вспомнилась ламбикурья стая, что сбрасывает золотые монеты на румынские скалы. И отряд папиных ищеек. И сам отец… с пустыми глазами на балконе аптеки.
Это было сегодня или вчера? Кошмарная картина, припрятанная сознанием до лучших времен, всплыла в отрезвляющей, детальной точности. Эрик растерзал отца на оживленной улице Эстер-Хаза, на глазах у следователя Шо и визжащей толпы.
А потом? Что было после? Я целые сутки шла в Петербург, от шока утратив ясность мыслей?
Но зачем? Почему сюда?
Не добившись от меня внятной реакции, призрак прошмыгнул в палату сквозь стену. Лязгнул металл, перевернулся столик, с шумом сложилась ширма…
Дверь распахнулась, и ко мне, на ходу заматываясь в голубой халатик, выбежала Анна Николаевна. Княгиня торопливо стянула темные волосы в пучок, забыв несколько взлохмаченных прядей за ушами, и похлопала себя по щекам, отгоняя дрему.
– Вероника, девочка… Где вы были? Мы вас повсюду… – бормотала она, тараща на меня огромные черные глаза.
Ее взгляд горел тревогой и состраданием. В нем не было ни намека на осуждение, и я позволила себе раскиснуть.
– Папа… Мой папа… – захлебываясь горькой памятью, я тыкалась подбородком в колени. – И Эрик. Мой Эрик. Они… вчера… в Эстер-Хазе… Отец провоцировал, и господин Валенвайд его… совсем… Зачем они так со мной? Зачем?
Я обмякла всем телом и жалобно подняла брови. Ощущая себя истинно оранжерейным цветком, не знающим, не понимающим жизни за пределами красивой стеклянной клетки.
– Вчера? – Анна Николаевна сглотнула и обхватила мои щеки прохладными ладонями. Вгляделась внимательно в бледное лицо, в трясущуюся губу. – Мисс Честер, я должна провести маг-диагностику. Срочно. Поднимайтесь, прошу.
Игнорируя слабые попытки сопротивляться, упрямая княгиня затолкала меня в целительское отделение. Усадила на кушетку, застеленную свежей голубой простыней, и открыла окно, впуская в палату ароматы теплой весны.
– Мне нужно переодеться. И ополоснуться. Этот запах… – я поморщилась, водя носом от плеча до локтя.