Османы. Как они построили империю, равную Римской, а затем ее потеряли
Шрифт:
Особенно возмутительными были те, кто распахивал плащи, демонстрируя железные кольца на их проколотых пенисах. Некоторые щеголяли татуировками с изображением меча Али, имени Али или змей. У них были странные атрибуты: топоры, дубинки, кости и рога. Все группы часто пребывали в состоянии алкогольного опьянения и кричали. Дервиши, пьющие вино, также проявляли эту экстатическую склонность. Как и другие суфии, они наслаждались музыкой и танцами, но доходили в этом до крайности. Они прославились своими большими общественными собраниями, где играли на тамбуринах, барабанах и рожках, громко пели и экстатично танцевали во славу Бога. Некоторые включали в свою свиту молодых мальчиков-танцоров. В ту эпоху в Анатолии также была хорошо известна группа странствующих женщин-суфиек, называемых Сестрами Рума.
Тюркских вождей, таких как Осман, для обеспечения популярности правления которого и распространения ислама в его владениях суфии имели решающее значение, нельзя назвать узколобыми. Их экуменическое понимание того, кто такой
Завоевание и божественная милость
Самые первые османские хронисты связывали султанский дом с суфиями – как с конформистскими орденами, так и с орденами девиантных дервишей. Даже духовная биография Хаджи Бекташа утверждает, что дервиш объявил о том, что Божья санкция будет снята с сельджуков и передана Эртугрулу, отцу Османа [46] .
Последователи Хаджи Бекташа верили, что из-за близости к Богу он обладает силой ходатайствовать о передаче светской власти.
46
Vilayet-name: Manak?b-? Hunkar Hac? Bektas-? Veli, ed. Abdulbaki Golp?narl? (Istanbul, 1958), 71–75, cited in Cemal Kafadar, Between Two Worlds: The Construction of the Ottoman State (Berkeley: University of California Press, 1995), 30.
Спустя полтора столетия после его смерти последователи Османа рассказали политически полезную историю о том, что Осман провел одну ночь в доме шейха Эдебали, суфия, связанного с радикальными течениями туркменского мистицизма. Шейх был учеником воинствующего проповедника Хорасани, который от имени туркменских кочевников возглавил суфийское восстание в Анатолии против сельджуков, аристократии и городских суфийских орденов. Связь, установившаяся между Османом и шейхом, однако, была больше в духе мевлеви, чем бекташами, поскольку Осман был символически «оплодотворен» святым человеком. Когда он спал, Осман увидел во сне, что луна поднялась из груди шейха Эдебали и погрузилась в его собственную. Затем из пупка Османа выросло дерево, тень которого накрыла весь мир с горами и текущими из них ручьями.
Люди пили воду из этих ручьев, использовали их для полива садов и строили проточные фонтаны [47] . Проснувшись, Осман рассказал свой сон шейху. Тот ответил: «Осман, сын мой! Власть была дарована тебе и твоим потомкам» и отдал свою дочь Малхун в жены Осману.
В этом сне будущий успех Османа был предсказан суфийским шейхом, с семьей которого ему предстояло породниться. В дополнение к исламским суфийским атрибутам его сон содержит монгольские шаманские природные элементы: горы, тенистые деревья и текущие ручьи [48] . Бог якобы благоволил османам, о чем свидетельствует толкование сна Османа святым человеком. Но эта мечта не принадлежала скотоводу XIII в., а отражала перспективу оседлого общества бывших кочевников-земледельцев XV в. Сочиненный более поздним хронистом Ашык Паша заде (ум. 1484 г.), сон предсказал переход османов от кочевничества к оседлой империи после Османа [49] .
47
As?kpasazade, Tevarih-i Al-i Osman, 6.
48
The Book of Dede Korkut, trans. Geoffrey Lewis (New York: Penguin, 1972), 40–41.
49
Lindner, Nomads and Ottomans in Medieval Anatolia, 37–38.
«Священная война» и обращение в ислам
Османские хронисты XV в. вспоминали свои и предшествующие столетия как эпоху «священной войны» между христианами и мусульманами. Старейшее из дошедших до нас повествований об Османской династии, «История королей Османской династии и их борьбы с неверными», датируемая началом XV в., изображает ранних османских правителей как гази (святых воинов, моджахедов), сражающихся с неверными [50] . Авторское видение династии ясно: в отличие от монголов, угнетавших людей, Османская империя лишь вела газават (священную войну, джихад) против неверных [51] . Чувство справедливости автора оправдывает геноцид: османы и их воины уничтожали всех до единого вражеских мужчин и мальчиков и порабощали всех женщин и девочек.
50
Kemal Silay, ‘Introduction’, in Tac’d-Din Ibrahim Bin Hizir Ahmedi, History of the Kings of the Ottoman Lineage and Their Holy Raids [Ghaza] Against the Infidels, trans. Kemal Silay, ed. Sinasi Tekin and Gonul Alpay Tekin (Cambridge, MA: Harvard University Press, 2004), vii – xix.
51
Ahmedi, History of the Kings of the Ottoman Lineage, 1; Quoted in Pal Fodor, ‘Ahmedi’s Dasitan as a Source of Early Ottoman History’, Acta Orientalia Academiae Scientiarum Hung. XXXVIII, no. 1–2 (1984): 41–54, here 47.
Поучителен
52
Ahmedi, History of the Kings of the Ottoman Lineage, 3–4.
53
Ahmedi, History of the Kings of the Ottoman Lineage, 4.
В то время как «газават» обозначал священную войну против неверных-христиан, а «гази» означало «святой воин», та же самая «История королей Османской династии и их борьбы с неверными» рисовала гораздо более сложный мир, чем просто разделенный расколом на христиан и мусульман.
Газават также использовался для описания войны против тех самых туркменских мусульманских князей, которые обычно называли себя гази, сражающимися с неверными во имя Бога [54] . Гази сражался против гази, тюркский мусульманин убивал тюркского мусульманина. Любой, кто оказался на постоянно расширявшемся пути Османа на запад в северо-западной Анатолии – независимо от религии или этнического происхождения – был не на той стороне и заслуживал карательного похода. Осман часто воевал против некоторых из других почти двух десятков туркменских мусульманских княжеств в Анатолии – особенно против гермиян, базировавшихся в Кютахье, примерно в ста километрах к югу от Сёгюта, – и против византийцев. Кроме того, он сражался с татарами и турко-монголами, которые тогда, вероятно, были буддистами.
54
Kafadar, Between Two Worlds, 76–78.
В то же время, отношения Османа с греческим воителем и другом по имени Безбородый Михаил, местным князем или правителем, были лучше, чем с туркменом-мусульманином из гермиян и даже с членами его собственной семьи. Осман пустил стрелу в своего дядю Дюндара, убив родственника, которого некоторые хотели сделать лидером, когда Эртугрул скончался [55] . Безбородый Михаил, описанный османским хронистом как «очень близкий друг» Османа, оставался христианином, сражаясь вместе с Османом в течение полутора десятилетий, прежде чем принять ислам в 1304 г. [56]
55
Mehmed Nesri, Kitab-i cihan-numa, Nesri tarihi, ed. Faik Resat Unat and Mehmed Koymen (Ankara: Turk Tarih Kurumu, 1949), 78–79 and 92–95.
56
As?kpasazade, Tevarih-i Al-i Osman, 11, 12, 23–25.
В течение этого времени, куда бы Осман ни отправлялся, его всегда сопровождал Безбородый Михаил. Большинство слуг Османа также были христианами.
В случае с Безбородым Михаилом термин «гази» обозначал воина, сражавшегося на границе на стороне Османа – куда входили как единоверцы, так и представители других религий, – против конкретного врага, который мог принадлежать к другой религии, но чаще всего был единоверцем [57] . Византийские пограничные войска были очень похожи на своих туркменских коллег, и тоже вступали в союз с мусульманами и воевали против них. Таким образом, в газавате не было священной войны – за исключением тех случаев, когда она была. И гази не были святыми воинами – за исключением тех случаев, когда они ими были. Только более поздние хронисты представили их бесспорно святыми мусульманскими воинами, сражавшимися против христиан на Божьем пути.
57
Kafadar, Between Two Worlds, 85.