Основной закон 2
Шрифт:
С уважением, В.С.Муромцев».
В первый раз Валерик письмо практически проглотил. Потом прочёл еще раза три, перескакивая со строки на строку и понимая текст в лучшем случае через слово. В конце концов решил, что хватит маяться дурью. Пошел на кухню, заварил чаю, приготовил несколько бутербродов, подкрепился, успокоился и только после этого снова взялся за письмо.
В этот раз читал он медленно, обдумывая каждую фразу, выискивая скрытые смыслы и тайные намёки.
Первое: нашло его МВД, задействовав лучших сыскарей. Причем, и это явно сказано в самом начале, они действуют самостоятельно и с безопасностью не пересекаются. Скорее, конкурируют и провалу
Второе: сыщик, этот Муромцев, не до конца уверен, что нашел нужного человека: все-таки, лицо у Валеры Синявина совершенно другое. И, что немаловажно, настоящее: грим опытным глазом да на близком расстоянии легко распознается. Правда, возможно, что полковник решил польстить Валериному самолюбию или замаскировать уровень своей осведомленности. Но этого из нескольких строчек не понять.
Третье: их действительно здорово приперло, раз московского следователя, аж целого полковника, отрядили на его поиски. А искали его, судя по некоторым оговоркам, долго и тщательно. Кто может приказать полковнику МУРа? Наверняка люди с большими звездами. Полицейские генералы, а то и сам министр. Значит, нужен он кому-то на самом верху. Но нужда эта хоть и сильная, по словам всё того же полковника, но не такая уж срочная.
Эти выводы несколько пригасили тревогу. Валерик налил себе еще чаю, подтянул поближе блюдо со свежим печеньем и принялся размышлять на животрепещущую тему: что теперь ему делать.
Собственно, если не брать в расчет новое бегство, вариантов было ровно два. Первый - наплевать на письмо и жить по-прежнему. Учиться, подрабатывать. Паспорт у него настоящий, с этой стороны не придраться. Пойти в отказ – мол, ничего не знаю и всё тут. Но в этом случае достаточно очной ставки с любым человеком из прошлой жизни настоящего Валеры Синявина. Тогда пойдет уже совсем другой разговор. И самое страшное, что может случиться – его закроют на пару дней в КПЗ, Поутру у него неизбежно обнаружится лицо совсем другого человека. И вот тогда-то за него примутся максимально жестко. Человек, способный произвольно изменять внешность – это хуже, чем убийца и фальшивомонетчик. И только за одно это могут тихо придушить где-нибудь в застенках, невзирая на прошлые заслуги и на возможную пользу.
От этих мыслей настроение враз испортилось. Валерик вскочил со стула и нарезал пару кругов по комнате. А если решиться и пойти на разговор с этим следователем? Он будет при своём настоящем лице, и самую страшную тайну выдать не сможет, хоть на неделю его сажай. Самое плохое – его снова начнут прессовать. Но тогда он просто подхватится и снова сбежит. А если получится договориться, то это будет шанс. По крайней мере, шанс закончить учёбу. Конечно, рано или поздно его захотят использовать, поставить под жесткий контроль. Но у него будет диплом, будет профессия и знания по этой профессии. И бегать в случае чего станет намного легче. А то и, чем черт не шутит, выдастся хотя бы лет десять спокойной жизни. Чтобы дом поставить, семью завести, детей родить, воспитать их как следует.
Получившаяся картина оказалась настолько заманчивой, что Валерик решился: это стоит того, чтобы рискнуть. Надо только, чтобы не подставить собственную личину, сымитировать передачу письма. Следят за ним, не следят – он всё равно определить не сможет. Значит, надо исходить из худшего варианта: есть наблюдатель, который регулярно докладывает куда следует. Вот пусть и доложит: мол, Синявин ушел из дома с рюкзаком, сел на поезд. и на диком полустанке потерялся. А спустя денек-другой Валера Меркушин позвонит по предложенному телефону и договорится
Разумеется, Вера дулась и хмурилась. Расставаться с объектом романтического интереса на неопределенное время, и как бы не на всё лето, ей не хотелось. Но сцен устраивать не стала, за что Валерик был ей очень благодарен. Вслух ничего не говорил, чтобы нечаянно не распалить тайные девичьи мечтания сверх уже имеющегося, но девушку коротко приобнял. И углядеть не успел, и среагировать, когда она неведомым способом извернулась и сочно чмокнула его в губы. Чмокнула и тут же исчезла, оставив парня в облаке духов и в немалом раздрае.
***
Муромцев ждал Валерика за столиком средней руки кафешки на фудкорте здоровенного торгового центра. Взял себе кофе и штрудель, чтобы не сидеть просто так. Специально пришел заранее, чтобы осмотреться, подумать, еще раз прокрутить в голове схему предполагаемого разговора. Пугать ведь здесь не выйдет. Махнет парень хвостом – и поминай, как звали. Стелить надо мягко, обещать в меру и только то, что и в самом деле выполнить реально. Если раньше можно было развести руками перед начальством – мол, вот такой неуловимый фигурант попался, то теперь осечка равнозначна концу карьеры. А удача, напротив, может эту карьеру продвинуть. И хотя ему, в общем, жаловаться грех – и звание, и должность, и зарплата на достойном уровне – но не отказался бы полковник от повышения по службе.
Людей вокруг было много, так и мельтешили. Спрятаться в толпе – проще простого. Но Муромцев сознательно выбрал для себя пассивную роль. Пусть парень походит вокруг, посмотрит издалека и вблизи, убедится в отсутствии угрозы. Он и не говорил никому ни о встрече, ни о месте её, ни о времени. Хвостов за собой по дороге не заметил. А то излишне ретивые коллеги запросто могут всю малину испортить. И не обязательно из лучших побуждений. Завистников у полковника хватает, принцип курятника – он в каждой мало-мальски крупной конторе действует исправно.
Как полковник ни старался незаметно посматривать по сторонам, но Меркушин всё равно появился внезапно. Просто возник из хаотичного движения людей и без разрешения уселся за столик. Замер на несколько секунд, позволяя рассмотреть себя и разглядывая в это же время самого полковника.
Первое впечатление было неоднозначным. Молодой парень, двадцать один год от роду. Среднего роста, сухощавый. Но под свободной футболкой угадывается вполне серьезная мускулатура. Ладони широкие, запястья толстые, но пальцы удлиненные, «музыкальные». Короткий ёжик тёмных волос, резкие скулы, твердый подбородок, правильный «греческий» нос – почти красавчик. Девки на такого должны пачками вешаться. И всё бы хорошо, если б не седые до прозрачности виски. И не мёртвые, пустые глаза.
Муромцев повидал таких парней – после чеченской, после Афгана. Но те – с войны, пережили и повидали столько и такого, что никому не пожелаешь. Но если как следует вспомнить последний день парня перед побегом, то все вопросы отпадают. Сколько было в той банде бойцов? Больше трех десятков, не считая главарей. А всего, пожалуй, с тамошними местными бандитами и прочими, выйдет с полсотни. Да, при таком личном счете трудно чему-то удивляться. Но бойцов из конкурирующей фирмы убивать при этом не стал, хотя возможность такую имел. Не считал врагами? Кто знает, чужая душа – потёмки.