Основы человечности. Работа над ошибками
Шрифт:
Он не выдержал и снова взял девочку за руку, поддерживая и успокаивая. Пальцы у неё были ледяные и мелко дрожали. Бедный ребёнок!
— Нет, подождите, не путайте! Давайте сначала с «во-вторых» разберёмся. Ваше? — Людвиг задрал футболку и вытащил из-за пояса тетрадку. Тот самый дневник Нади.
Тимур поперхнулся воздухом и едва сдержался, чтобы не раскашляться всерьёз. Признаться, он ожидал от беседы чего угодно, но только не этого. При чём здесь вообще дневник? В какой момент Людвиг успел прихватить его с собой? И почему именно сейчас достал?
Ольгу
— Откуда? — выдохнула она и этим немедленно выдала себя с потрохами. Обычный человек, увидевший тетрадь впервые, спросил бы «Что это?», но Ксюшина бабушка даже не потрудилась вчитаться в надпись на обложке — она и без того прекрасно знала, что там написано.
Не требовалось быть великим детективом, чтобы понять, что тетрадка ей знакома. А значит, и её содержимое тоже. В то, что эта женщина проявит такт и не станет читать дневник собственной дочери, Тимур не верил. Хотел бы поверить — но никак не получалось.
— А чего вы так удивляетесь? Вы же сами нам её подкинули. То есть ему. — Людвиг кивнул на Тимура.
— Ты подкинула? — захлопала глазами Ксюша. — Но как?
— Руками, — недовольно выдавила её бабушка.
— Чужими, — добавил Людвиг. — Я поэтому не сразу сообразил. Слишком много запахов намешано… и хранили явно не дома.
— На работе, в сейфе, с другими бумагами, — не стала скрывать Ольга Степановна. — А доставку заказала курьером, с пометкой «оставить у двери». Не самой же мне по чужим подъездам бегать!
Это походило на сцену из классического детектива: когда полицейский предъявляет преступнику, неопровержимые улики, а преступник слишком умён, чтобы истерично отпираться, и слишком горд своим преступлением, чтобы скрывать, как именно он его совершил, поэтому выкладывает всё как есть. Почти монолог злодея.
Только вот Ольга Степановна не была ни злодеем, ни преступником, и никакой вины за собой явно не ощущала. Да, подбросила тетрадь — и что такого? С каждым может случиться.
— А почему ты мне её дома не отдала? — удивилась Ксюша.
Бабушка промолчала. Затем оглядела гостей, уделив особое внимание внучке, вцепившейся в Тимура, поморщилась и предложила:
— Чаю? — В воздухе повисло неозвученное «раз уж припёрлись», но в беседе явно наметился прогресс — теперь их хотя бы не выгоняли и не пугали полицией. — Не забудьте разуться.
— Это будет немного проблематично! — Людвиг почесал одну босую ногу о другую. Действительно, перемещались-то они из квартиры, и никому даже в голову не пришло переодеться. Тимур хотя бы был в тапочках… — Мы, правда, к чаю ничего не принесли, но могу за шоколадкой сгонять. Если осталась… Ксю, а у нас шоколадка осталась?
Тимур ощутил навязчивое желание закатить глаза. Происходящее всё сильнее напоминало цирк. Волки в нём, если верить мемам, не выступают, но одному дурному оборотню этот факт явно сообщить забыли.
— Шоколадка? — Ксюша вытащила из кармана толстовки ополовиненную плитку и уставилась на неё так, словно видела впервые
Продолжая отстранённо вертеть шоколадку в руках, девочка отправилась на кухню. За ней прошествовала бабушка. Прошлёпал, очень стараясь не хромать, Людвиг.
— Тимур Игоревич, вам особое приглашение надо? — прикрикнула Ольга Степановна, расставляя чашки.
Кажется, они снова были на «вы», и Тимур не мог сходу понять, хороший ли это знак.
— Иду, — откликнулся он. И зачем-то сразу добавил то, ради чего и пришёл: — Я просто хотел сказать… про фотографии… Не ругайте Ксюшу, она умница и никогда бы не стала… со мной… ну, встречаться. И я бы с ней никогда. Вас ввели в заблуждение, намеренно. И я найду того, кто это сделал.
Говорить вот так, глядя не в лицо, а на календарь, висящий на кухонной двери, оказалось намного проще. Хотя, наверное, в таком исполнении оправдания звучали вдвойне глупо и беспомощно. Кто поверит человеку, который боится посмотреть собеседнику в глаза?
— Да поняла я, — отмахнулась Ольга Степановна. — Не поняла только, в каком заповеднике вы такой выросли, но, возможно, это врождённое. А курил при ребёнке кто?
— Я, — не стал отпираться Людвиг. — Извините, больше не буду.
— Врёте ведь, молодой человек.
— Вру.
— Не поможете вон ту мисочку достать, чтобы я по стульям не прыгала?
— Да легко. — Людвиг снял с верхней полки фарфоровую пиалу, и в неё немедленно сыпанули горсть конфет. Вода в чайнике уже начинала закипать. На столе, как по мановению волшебной палочки, появлялись чашки, блюдца, печенье, колбасная нарезка и салат из крабовых палочек.
— Вчерашний. Доедать надо, пока не пропал, — прокомментировала Ольга Степановна.
«Прекратите! — хотел крикнуть Тимур. — Перестаньте вести себя так, будто всё в порядке. Будто ничего странного не произошло. Будто никто не ссорился сегодня утром. Будто никто не орал друг на друга всего пять минут назад!»
Но вместо этого он послушно уселся на треногую табуретку и приготовился досматривать цирковое представление до конца. Ксюша устроилась рядом, беззаботно болтая ногами, но жесты выглядели деревянными, а улыбка — натянутой.
— Не бойся, — шепнул Тимур.
— Это не я. — Девочка обвела пальцем узор на скатерти. Палец подрагивал, скатерть едва слышно шуршала. — Я волнуюсь, но не боюсь. Людвиг был прав, это не мой страх.
И тут Ольга Степановна уронила сахарницу.
А потом рухнула рядом с ней на колени — и зарыдала. Громко, искренне, как будто стальная броня, сковывавшая её с головы до ног, наконец-то лопнула, обнажив мягкую сердцевину.
* * *
Тимур уже успел в красках представить себе полноценную истерику, но Ольга Степановна быстро успокоилась сама. Решительным жестом вытерла слёзы, махнула рукой на чайник (пейте, мол, не ждите) и ушла умываться.