Остап Бендер в Крыму
Шрифт:
— Вот это да! — остановился Балаганов. — И что же, он приплывал сюда, чтобы встретиться с бывшей графской горничной, которая и нас интересует?
— Глупости. Тот моряк назвался Ататюрком, зная невежество местных портовиков. Он такой же Ататюрк, как и я, — усмехнулся Бендер. — Впрочем, в Турции Ататюрков, возможно, так же много, как и у нас Ивановых.
— Ясно, командор, — пошел за Остапом Балаганов.
— Видите, друзья. Шансы нашего расследования все время увеличивались, а теперь сузились, поскольку одна из горничных в плаванье. Но, в то же время, мы приобрели новый вес в связи с появлением загадочного Ататюрка и его интереса
После обеда в нэпманском ресторане, идя по многолюдной набережной со своими друзьями, великий организатор нужных его предприятию дел говорил:
— Да, думая и размышляя над полученной информацией в порту, я все больше и больше прихожу к уверенности, что тот моряк с Канцельсоном в Севастополе и Ататюрк здесь, в Ялте, — одно и то же лицо, голуби вы мои.
— Так и пароход такого же названия, командор! «Тринакрия», как мы установили! — подтвердил Балаганов.
— И я так считаю, Остап Ибрагимович, когда вы мне все рассказали об этом, братцы, — уверенно заявил Козлевич.
— О чем это все говорит, детушки? — веселыми глазами посмотрел на своих компаньонов Остап, останавливаясь.
Козлевич и Балаганов остановились тоже и, вопросительно глядя на своего предводителя, ждали пояснения.
— Все это подтверждает, что сокровища есть, что они спрятаны графиней перед ее отъездом, поскольку горничными неспроста интересуются люди из-за границы. Ататюрки и Канцельсоны разные…
— А может быть, и еще кто, — вставил Балаганов.
— И это нельзя исключать, Остап Ибрагимович, — солидно заявил Козлевич, дернув свои неизменные усы.
— И это, друзья, и это, — кивнул головой искатель миллионов для осуществления своей хрустальной мечты детства.
Глава IX. В АЛУПКЕ
В крымском городке под названием Алупка, что в перевод с греческого слова «алепу» — лисица, было так много шашлычных, чебуречных и винных заведений, что казалось, жители его только и питались шашлыками да чебуреками и обильно запивали их вином. А на самом деле жители и отдыхающие в санаториях Алупки ели не только чебуреки и шашлыки, но и другие блюда: греческие, татарские, русские, украинские — самые разнообразные.
Жизнь городка была тихой и размеренной. Большинство месяцев года были жаркими и сухими. Солнце заливало ярким светом белокаменные дома, утопающие в зелени магнолий, кипарисов, олеандровых, гранатовых, инжирных и алычовых деревьев. А внизу, вдоль Алупки, искрило своими лучами лазурное море. То приветливо-спокойное, то грозно-бушующее, но всегда излучающее тепло в зимние месяцы и прохладу в жаркие дни.
Своеобразен городок Алупка. Здесь можно увидеть домики с затененными от яркого солнца комнатами, уютные старинные виллы и великолепный Воронцовский дворцовый комплекс. С его величественными корпусами самого дворца и с его Верхним и Нижним неповторимыми парками. Где пленят и чаруют обширные поляны, непроходимые заросли экзотических растений, беспорядочное нагромождение камней и уютные уголки для отдыха. Беломраморные фонтаны, таинственные сумрачные гроты, водопад и зеркальные
В солнечных лучах гора приобретает золотистые оттенки, а в часы заката величественные вершины Ай-Петри окрашиваются в пурпурные, малиновые и фиолетовые тона. Зеленые массивы соснового леса, подступающие к подножью горы, делают ее еще более живописной. Когда вечереет, горную гряду окутывает голубая дымка. И тогда холодные зубцы Ай-Петри, как верные стражи, охраняют ночной сон побережья.
Сады и парки Алупки круглый год сохраняют свои роскошные вечнозеленые одежды. Цветут то одни, то другие деревья, кустарники, цветы.
Побывали здесь Пушкин и Грибоедов, Чехов и Горький, Брюсов и Маяковский, Шаляпин и Рахманинов, Айвазовский и Левитан и многие другие выдающиеся деятели русской культуры.
Более ста лет этот райский уголок у моря привлекает туристов и курортников. А когда в Алупке начали появляться санатории, жизнь городка стала уже не поселковой размеренной, а шумной и суетливой. Особенно, когда Воронцове кий дворец стал дворцом-музеем и стал наводняться потоками туристов не только со всех краев страны, но и из-за рубежа.
Все это не волновало Николая Петровича Березовского, хотя он и был заинтересован в активной посещаемости дворца-музея, где он служил экскурсоводом.
Верный многолетний служака дома Романовых втайне остро переживал смену власти и вынужденно проводил с представителями гегемонии пролетариата экскурсии по любимому его сердцу дворцу, ревниво оберегая достопримечательности музея.
Жил он в хозяйственном корпусе с женой, дамой из бывшего института благородных девиц, и все время задавал себе вопросы: «Неужели так и будет? Неужели былое не вернется?»
В двадцать пятом надеялся, а в тридцатом уже уяснил: «Да, власть Советов штука прочная». Возврата к тому самодержавному, которому он многие годы был всеми силами предан, нет, и не предвидится.
После службы он возвращался домой в невеселом и даже в угнетенном состоянии, садился за стол ужинать. Жена Ксения Алексеевна подавала ему вкусные блюда собственного приготовления, и он ел и топил свою безудержную тоску по прошлому в сухом вине местного приготовления.
По ночам ему снились сны. То видел он во сне царский выход из Успенского собора, то ялтинского градоначальник, который приехал во дворец, сопровождая царскую особу вместе с другими. То, якобы, он был на приеме царицы в Ливадийском дворце, и многое другое, но — связанное с царским режимом и прошлым. В душе он ненавидел Советскую власть. Она была ему противна. Всю жизнь служивший дому Романовых верой и правдой, он теперь был вынужден водить экскурсии рабочих и колхозников и рассказывать им заученные наизусть истории о Воронцове ком дворце, отвечая на их нелепые вопросы о жизни графа и его рода.
Часто Петр Николаевич и его супруга Ксения Алексеевна очень сожалели, что не сумели в девятнадцатом уехать за границу. Хотя выражение «не сумели» было бы не совсем корректным. Когда их госпожа, графиня Воронцова-Дашкова, внезапно покидала дворец, Петр Николаевич с женой пребывали в Симферополе, у тяжело раненого их сына Владимира — поручика, лежащего в госпитале. Все время находились у его постели, ухаживали за ним, как только могли. Но все оказалось тщетным. Сына они не выходили, он умер на родительских руках.