Остап Бендер в Крыму
Шрифт:
— С должностью! — вскочил Ксенофонтов. — С должностью в обезьяньем питомнике! Мне, бывшему офицеру его императорского… Да, лучше бы…
— Не смей так говорить! И если ты действительно сбежишь за границу, пострадает не только мой дядя, но и я, — всхлипнула бывшая графская горничная. В каждый свой рейс я, ссылаясь на болезнь выдуманного мной ребенка, отпрашиваюсь, чтобы увидеть тебя, поговорить, а ты пренебрегаешь моими чувствами, Вадим. Ты вбил себе в голову эту дурацкую мысль о загранице.
— А что же прикажешь делать, почтеннейшая Екатерина Владимировна? Жить с
— Вадим, я тебе уже неоднократно говорила: чтобы жить за границей, нужны средства. А у тебя их нет. И вообще… — замолчала женщина.
— Ну-ну договаривай, что «вообще»? Извольте продолжить, Екатерина Владимировна, — подождав немного, промолвил Вадим. — Договаривайте…
— Да ты пойми, дорогой, что даже для того, чтобы перейти границу, нужны деньги, как я слышала от сведущих людей. В Батуме те же самые аджарцы-проводники не проведут тебя через границу, если ты им не заплатишь.
— Это я знаю, им надо заплатить. И ты мне в этом поможешь, — опустился на стул бывший белогвардейский поручик.
— Каким это образом, Вадим, я могу тебе помочь тебе в этом? Ведь у меня тоже нет денег, — непонимающе смотрела на него Екатерина.
— Продашь бриллиантовое кольцо, которое подарила тебе Елизавета Андреевна, как ты говорила, помнишь? Надеюсь, оно сохранилось?
— Ни за что! Не продам подарок графини, — встала и вновь села на стул Екатерина Владимировна. — Кольцо подарила графиня только мне и Софье, за верную службу. Перед самым отъездом подарила… — с чувством ностальгии промолвила женщина.
— Деньги тебе вышлю, когда переберусь и предстану перед своими, — не слушая ее возражения, говорил Ксенофонтов.
— Нет, нет, нет!
— Такая твоя любовь? — усмехнулся Вадим.
— Понимай как хочешь, но с кольцом я не расстанусь, — твердо ответила Екатерина.
— А может, это кольцо подарил тебе тот поручик, обещая с тобой обвенчаться? — испытывающее смотрел на нее Ксенофонтов.
— Кольцо — подарок графини. Что же касается моего венчания… Это не делает вам чести, господин бывший поручик Ксенофонтов, напоминать мне об этом, — встала и подошла к окну. И оттуда, не глядя на собеседника, промолвила. — И сейчас верю, что он сдержал бы свое обещание, если бы вы, как крысы, не побежали бы из Крыма.
— Прости, что я напомнил твое откровение о неудавшейся первой любви… Наступило долгое молчание обоих. За окном пели птицы, покачивались ветви деревьев с плодами айвы, мандарина, инжира и граната.
А они думали каждый о своем. Она — о пропитом и о планах своего любимого, а он — о своей мечте перебраться за кордон.
— Да, жизнь… — протянул Ксенофонтов, глядя на Екатерину, стоящую у окна. Женщина ничего не ответила. В голове роились мысли и обиды за свои безответные чувства к нему, и поиски мер, могущих повлиять на его неосуществимые стремления.
Ксенофонтов плеснул в стопку чачи и выпил, отломил кусочек брынзы, сунул в рот, зажевал выпитое, прогоняя гримасу от крепкого напитка.
Екатерина взглянула на него и со вздохом сказала:
— Ну, хорошо, Вадим. Я согласна поплыть с
— Вот это разговор, Катрин, это дело! — воспрянул духом Ксенофонтов. — После таких слов в моем сердце пробудились более теплые чувства к тебе. Собираемся в путь, — взглянул на часы он.
Пароход «Пестель», делающий очередной рейс, как и пароход «Ленин», прибыл в Батум утром. Екатерина Владимировна и Вадим Ксенофонтов сразу же сошли на берег и устремились к батумскому базару.
Торговцы на всех языках Кавказа зазывали покупателей, предлагая им все, что только душе было угодно. Мандарины, апельсины, граната плоды, яблоки, виноград. Груши, орехи, изюм, хурму разные сорта мяса, рыбы и даже пласты дельфиньего сала с нарезанными дольками лимона. Шашлыки, чебуреки, хачапури, лаваши и другая снедь дополняли выбор продуктов и овощей. Не говоря уже о чаче в бутылях, заткнутых кукурузными кочерыжками. А рядом со стаканчиками — нарезанные ломтики сыра и брынзы для закуски тут же. И еще много-много всего на этом шумном базаре, чего невозможно перечесть.
Ксенофонтов пытался завязать разговор на интересующую тему с одним, с другим, с третьим. Но те качали головами в тюрбанах, махали руками и отвечали по-разному, но смысл их слов был почти одинаков: «Нет, нет, дорогой, не по адресу. Такой возможности не имеем, и не знаем даже», — и предлагали свой товар: «Покупай лучше, дорогой, кушай на здоровье».
В таких безрезультатных поисках и прошел длинный батумский день. Уже к вечеру, перекусив кое-как, бывшие направились в порт, чтобы на том же «Пестеле» вернуться в Сухум. Там Екатерина должна была дождаться пароход «Ленин», где она служила, и снова плыть в Батум, но уже без своего любимого. А оттуда рейсом в Одессу.
Они шли по улице с пальмами мимо двухэтажного белого дома, окна которого были открыты. У входной массивной двери висел флаг с полумесяцем. Это было турецкое консульство.
Ксенофонтов придержал Екатерину и кивком головы указал на представительство Турции.
— Вот они помогли бы мне, но что я им скажу, у меня нет для них веской причины.
После этих слов, идя к порту, Екатерина продолжала уговаривать своего любимого возвратиться с ней в Сухум. Но он решил остаться в Батуме. Пристроиться, поискать нужного проводника, а если и не найдет, то попытаться перейти границу самостоятельно.
— А деньги, деньги у тебя есть? — спрашивала его женщина.
— Я все же надеюсь, что ты отдашь мне свое бриллиантовое кольцо, Катрин, — просительно смотрел на нее Вадим.
— Может быть, — как-то загадочно сказала Екатерина. — Но у меня его-то с собой нет. Что же я, глупая, в наше время носить бриллианты.
— Да, в этом я с тобой согласен. Тем более, на твоей унизительной неблагодарной службе. Стелить постели, убирать каюты и прочее.
— Что ты подразумеваешь под словом «прочее»? — взглянула она непонимающе на Ксенофонтова.