Остап Бендер в Крыму
Шрифт:
— А где, где они делали ремонт, любезнейшая Фатьма Садыковна? В каком месте?
Бендер старался говорить слова «любезнейшая», «уважаемая» и готов был произносить даже «высокочтимая». Слова, которые были совсем не чужды слуху людей дореволюционного времени. Таким обращением великий выпытыватель стремился расположить женщину к большему откровению.
— В каком месте они делали ремонт, разумеется, мне неведомо. Об этом, граждане-товарищи, советую поговорить с Екатериной Владимировной, моей коллегой. Она больше меня должна знать, уважаемые. Думаю, не
— Да, с Екатериной Владимировной, видимо, нам надо будет встретиться и поговорить, уважаемая Фатьма Садыковна, — кивнул головой Остап.
— Да, определенно надо, — подтвердил и Балаганов.
— Но смею вас предупредить, что она среди нас отличалась особым своенравием, была не общительна, так что…
— Вы полагаете, что она, возможно, не пожелает и поговорить с нами? — спросил Бендер.
— Вполне возможно, граждане-товарищи, вполне…
— А как фамилии поручиков и того офицера, с которым дружила Екатерина Владимировна? — спросил Остап.
— К сожалению, фамилии их мне не известны, граждане-товарищи. Да и зачем это вам? Они или погибли, или ушли с войсками Врангеля… Так что… — развела чуть руками Фатьма Садыковна, — и фамилии, и судьба их мне, разумеется, неизвестна.
— Жаль, что так мало известного обо всем этом. Все это загадочное, таинственное, романтичное, если хотите, было бы очень интересным для наших читателей.
— И нашим слушателям, любезнейшая Фатьма Садыковна, — поднапрягся Балаганов, растянув рот в улыбке и тряхнув своими кудрями.
— А что вам известно, высокочтимая Фатьма Садыковна, о дворцовом фотографе Мацкове? — спросил Бендер.
— О дворцовом фотографе? Совсем ничего, граждане-товарищи. Известно, приезжал такой, фотографировал Елизавету Андреевну, с собачкой Чемликом и без него… Вот и все, что мне известно о нем.
— Разумеется, уважаемая Фатьма Садыковна, разумеется… — раскланивался Остап, видя, что большего он здесь не узнает. Но все же, спросил еще: — А ремонт этот самый они делали в самом дворце или около него где-то, драгоценнейшая Фатьма Садыковна?
— Разумеется, в самом дворце, как я поняла, и как говорили другие. Зачем же им ремонтировать что-то возле дворца… — как-то скорее своим мыслям ответила женщина, чем газетчику и радиокомитетчику.
Расставаясь с бывшей графской служанкой, переквалифицированной Советской властью в медсестры грязелечебницы, Бендер и его компаньон горячо поблагодарили миловидную женщину, которая сообщила и подтвердила ценнейшую для них информацию.
— Ну, Адам Казимирович, — радостно сказал Бендер, падая на свое начальствующее место в автомобиле, — теперь у нас есть кое-что о третьей горничной. И, главное, — что ротмистр со своими поручиками под видом ремонта замуровывал графское золото не где-нибудь, а в самом дворце…
— Поздравляю, Остап Ибрагимович, — улыбнулся, тронув свои усы, Козлевич.
— Поздравлять рано, Адам. Но главное то, что клад наверняка во дворце. Эх, нужно только отодрать
— Ну, это уж как сказать, Остап Ибрагимович, — покачал головой Козлевич. Молчавший «представитель радио» тут же сказал:
— И я так думаю, в подвале, командор, Адам Казимирович.
Так рассуждали компаньоны, проводив Фатьму Садыковну и сидя в «майбахе», который стоял в аллее парка сакского бальнеологического санатория.
— Так что, братцы, в обратный путь? — спросил Козлевич.
— В обратный и безотлагательный, — привстал с сидения великий искатель графского клада. — Вперед, мои визири! — провозгласил Бендер. — Гип-гип, ура!
— Гип-гип ура! — в тон ему прокричал Балаганов.
Козлевич трижды подтвердил восторг своих «братцев» автомобильным сигналом, и «майбах» понесся к выезду из сакского санатория.
У компаньонов было такое же приподнятое настроение, как тогда, когда они купили «изотту фраскини» и впервые мчались на ней в окрестностях Киева.
Глава XVIII. НЕСОСТОЯВШЕЕСЯ СВИДАНИЕ
И так, друзья-акционеры, у нас осталась еще одна — третья — бывшая графская горничная. Пароход «Ленин» прибывает сегодня утром и отплывает на Батум вечером. Полагаю, что за время стоянки «Ленина» в ялтинском порту нам с вами, Шура, хватит времени поговорить с ней по душам, — говорил Остап, расхаживая взад-вперед по комнате.
Балаганов полулежал на кушетке, Козлевич чинно сидел на стуле и преданно смотрел на своего руководителя. Балаганов сел и сказал:
— Командор, а поручики, тот же самый ротмистр Ромов? Особенно поручик Крылов, который хотел обвенчаться…
— Хотел. И я полагаю именно с Екатериной, брат Вася, — внимательно глядя на него, остановился Остап. — Да вам, Шура, прямо-таки, следователем быть. Но разгромленную белую гвардию я не учитываю. Во-первых, они или погибли за свое белое дело, или бежали вместе с Врангелем. А если кто-нибудь и проживает в стране пролетарского гегемона, то отыскать их равносильно тому, как выловить кольцо, соскользнувшее с пальца в морскую пучину Поэтому я их и не заношу в актив, славные вы мои единомышленники.
Утром в порт пришли встречать рейсовый пароход не только Остап и Балаганов, но и Адам Казимирович. Ему было не безынтересно посмотреть на прибытие нужного им парохода. Также, как и многим жителям города-курорта и отдыхающим, заполнившим пристань. Среди ожидающих прибытия парохода из Одессы были встречающие и пассажиры, отплывающие в Сочи, Сухуми, Батум. Было и много обыкновенных зевак.
Компаньоны похаживали среди этой массы народа, обменивались короткими репликами и терпеливо ждали. И вот из-за мола, с глазастой башней маяка, появился белый однотрубный пароход и издали протяжным гудком оповестил Ялту о своем приближении.