Остап Бендер в Крыму
Шрифт:
При упоминании художника Репина, Остап вспомнил свою предполагаемую задумку, когда лежал в вонючей дворницкой Тихона в Старгороде. Предложить Старгордеткомиссии взять на себя распространение еще не написанной, но гениально задуманной картины «Большевики пишут письмо Чемберлену», по популярной картине Репина «Запорожцы пишут письмо султану». Но не применил этот вариант, так как неудобно было рисовать Калинина в папахе, а Чичерина голым по пояс.
Далее экскурсанты осмотрели продолжение экспозиции на балконе. Здесь были картины «Зима», «Пристань в Феодосии», «Вечер в Крыму», «Во
— Как и я, никак не могущий осуществить свою голубую мечту, — прошептал Остап вслух.
— Вы что-то сказали? — взглянул на него Козлевич.
— Нет, ничего, Адам, так, свое… — отошел от картины Бендер.
Далее все побывали в кабинете, в отделе графики и гостиной великого живописца Ивана Константиновича Айвазовского. Когда вышли из картинной галереи, Балаганов сказал:
— Более шести тысяч картин написал Айвазовский.
— Так, детушки, уже вечереет, познакомимся с городом, поужинаем и бай-бай, камрады. Завтра нам предстоит важная встреча со второй графской служанкой.
Они прошли по бывшей Галерной, переименованной в улицу имени Ленина, перешли через полотно железной дороги и вышли на набережную с обширным пляжем, покрытым мелким песком. Отсюда перед глазами искателей сокровищ открылся вид на залив, селения вдали, порт и на высоты Тепе-Оба.
Погуляв у моря, компаньоны вышли к городскому саду за железнодорожным вокзалом. Остановились у башни Святого Константина, где были остатки оборонительных сооружений средневековой генуэзской Кафы.
На город опустилась звездная ночь, и друзья прекратили знакомство с Феодосией. Вернувшись в гостиницу «Астория», они оформили номер проживания на двоих, так как Козлевич заявил, что ночевать будет в автомобиле. После поселения компания отправилась в ресторан при гостинице ужинать.
— А вы знаете, командор, Остап Ибрагимович, когда мы были в музее, сочно чавкая, проговорил Балаганов, — один из посетителей сказал, что та, большая картина, ну., где море, стоит тридцать миллионов долларов, представляете?
— И что из этого следует, молочный брат Коля? — перестал есть и с долей удивления уставился на него Бендер.
— Да, я так подумал только… — замялся молодой компаньон.
— Подумали? Вот бы забраться ночью в галерею, вырезать это самое море и адье? — засмеялся Бендер.
— Нет, нет, что вы, Остап Ибрагимович, что вы! — замахал руками Балаганов, назвав своего председателя по имени и отчеству, что было крайне редко. — Я не это имел в виду, если по справедливости… — опустил голову над тарелкой рыжеволосый.
— Вы слышите, Адам, он не это имел в виду. А что же, Шура?
— Просто… Жил человек, рисовал картины, умер, а теперь его труды так дорого оцениваются, а мы… — двинул своими молодецкими плечами Балаганов.
— Что мы? — спросил
— Да так… все по мелочам, выходит, Адам Казимирович, — уныло ответил Балаганов.
— Графское золото считаете мелочью, Шура? — уставился на «брата Васю» Остап. — Ну и ну растете на глазах, как на дрожжах, друг Шура.
— Да разве я о количестве денег? Командор? Нет, вот поумираем, а что после нас останется?
— Ах, вот вы о чем? — искренне захохотал Бендер.
— То, что и от других, братец, — хохотнул и Козлевич.
— Хотите оставить свой след на земле? Самый простой способ оставить свой след на земле, Шура, так это пройтись на каблуках по свежеуложенному гудрону, — посоветовал Бендер.
— Когда его укладывают на дорогах, братец, — засмеялся и Козлевич.
— А вообще-то, может быть, попробуете и вы нарисовать шедевры, камрад Шура? — насмешливо смотрел на Балаганова и Остап.
— Нет, руки не туда мои приспособлены, командор, я же не об этом говорил, — с некоторой обидой в голосе ответил Балаганов.
— Ладно, не обижайтесь, Шура. Пора на отдых, завтра нам предстоит ответственная встреча, детушки, — встал Бендер.
Утром следующего дня «майбах» подкатил к дому номер 7 на Золотопляжной. На шум автомобильного мотора из дома вышла пожилая женщина, на этот раз таки похожая на представительницу восточной национальности.
Мило улыбаясь, к ней подошли Остап и Балаганов. Хозяйка, держа в руке ведерко, удивленно смотрела на прибывших, ожидая, что они скажут. И Остап сказал:
— Нам нужна Фатьма Садыковна, я из газеты, а мой коллега из радиокомитета…
После этих слов, пожалованные гости чуть склонили свои головы как в высокосветском ритуале.
— Очень приятно, граждане… Я Фатьма Садыковна… Чем могу служить? — звякнула дужкой ведерка женщина.
— Вы?! — в один голос удивились искатели, не предполагавшие, что бывшая графская кухарка может оказаться преклонного возраста.
— Да, я, — удивилась и женщина. — Что вас интересует? Это вы вчера приезжали ко мне?
— Да, мы, — слегка утратил свою обычную решительность Остап. — Нам надо взять у вас интервью о последних днях жизни в Крыму графини Воронцовой-Дашковой, о ее отъезде за границу, любезнейшая хозяйка, — поправил свое удивленное настроение Бендер. — Понимаете…
— Ах, вот в чем дело! — рассмеялась женщина. — Мне очень приятно, товарищи-граждане, что к моей дочери проявлен интерес…
— Вашей дочери? — вновь удивился Остап. Взглянув на своего предводителя, поднял брови и Балаганов.
— Но, Вы же Фатьма Садыковна? — уточнил Бендер.
— Фатьма Садыковна, — кивнула головой, улыбаясь загадочно женщина.
— Извините, любезнейшая, так кто служил в Воронцовском дворце? Вы или ваша дочь?
— Фатьма Садыковна? — спросил и Балаганов.
— Кухаркой у графини служила не я, а моя дочь, товарищи, — ответила женщина, продолжая улыбаться.
— Да, ваша дочь, но ведь Фатьма Садыковна? — не мог уяснить себе Бендер.
— Да, Фатьма Садыковна, моя дочь. Но дело в том, — заразительно рассмеялась хозяйка, — что и я — Фатьма Садыковна, товарищи.