Оставить на память

Ласс Лина

Она вновь плакала. Нет, рыдала, навзрыд. Генри не думая заключил её в объятия, словно хотел забрать себе всю её боль, но Ника упиралась, не давая ему крепко её обнять.

— Теперь ты понимаешь, почему не должен её видеть? — она стукнула его в грудь кулачком. Генри почти не почувствовал, так её силы были невелики. — Он узнает! Он убьёт её! — внезапно она замолчала, будто поражённая, кровь отхлынула от её щёк. — Господи, что же я наделала? — её мгновенно просохшие глаза теперь горели лихорадочным блеском. — Я же сама привезла её в Лондон! Но встреча

с тобой казалось такой маловероятной… а мне не хотелось оставлять её в Париже с няней.

Ника кинулась к окну, что-то высматривая в темноте ночи. Но на улице было пустынно.

— Что, если они проследили меня до твоего дома?

— Мне кажется, у тебя уже паранойя. — Генри подошёл к ней сзади и сам выглянул во двор. Но для успокоения Ники плотно задвинул шторы. — Не думаю, что за тобой установлено круглосуточное наблюдение.

— Машины… — она запиналась, — иногда за нами следуют внедорожники…

Он растёр ей плечи — Нику явно знобило от страха — и заглянул ей в глаза:

— Я не видел за нами никаких машин, когда мы въехали в мой район. Никто нас не преследовал. Ты и девочка в безопасности. Постарайся успокоиться.

Он дышал с ей в унисон до тех пор, пока её дыхание не пришло в норму, а дрожь не прекратилась. Он должен был помочь ей успокоиться, хотя внутри сам был натянут как струна. Мысль, что кто-то по просьбе Влада мог следить за ними, и его выводила из равновесия, но Генри старался сохранять при Нике хладнокровие.

— Вот так, хорошо. Я обещаю тебе, что не подойду к ней, — Генри с трудом верил сам себе, но чувствовал, что не имел ни малейшего права рисковать жизнью девочки, — но… можно мне взглянуть на неё? У тебя же наверняка есть фото?

Ника слегка кивнула, и её лицо просветлело. Всякий раз, когда она заговаривала о дочери он видел ласковую улыбку и теплоту во взгляде. Она потянулась к карману и достала телефон.

Они пили кофе и сидели плечом к плечу за столом, рассматривая фотографии. Ника с упоением говорила о каждой, сохранившей то или иное воспоминание. Первый день рождения, первый зуб, поход в зоопарк, новый год. На фото темноволосая девочка с кукольным личиком и самыми чистыми голубыми глазами улыбалась прямо в камеру. Генри видел в ней черты Ники — те же нос и скулы, улыбка с ямочками, но цвет глаз был точно таким же как у него. Он листал фото за фото и чувствовал, как в глазах начало щипать. Он быстро заморгал, стараясь подавить подступившие слёзы.

У него есть маленькая дочь. Продолжение его самого, кровь от крови, плоть от плоти. А он не может даже просто быть рядом, не говоря о том, чтобы обнять её, взять на руки, поцеловать.

Они с Мартой пытались завести детей. Точнее, хотела она, а Генри, будто потакая её желаниям, соглашался на всё. Но он не чувствовал по-настоящему, что готов стать отцом. И раз за разом у них ничего не выходило, а они начали потихоньку остывать друг к другу частично из-за занятости в своих проектах, частично из-за частых размолвок. И мысли о том, чтобы завести ребенка отошла на дальний план. Сейчас Генри

подумал, что это к лучшему.

Но до сегодняшнего вечера он даже не понимал, как он будет рад узнать, что у него есть ребёнок. А может всё дело в том, какая женщина здесь сыграла роль? Он поглядывал на Нику, когда она влюблёнными глазами смотрела на фото. Каково ей было каждый день видеть в глазах дочери того, кто подарил ей дитя? Что чувствовала при этом?

— Как её имя? — спросил он.

Ника покраснела и опустила взгляд.

— Маргарита, — тихо произнесла она.

— Мою мать зовут Маргарет, — Генри усмехнулся такому совпадению.

— Я знаю, — Ника была заметно смущена. — Я не знала, будет ли она похожа на тебя, но хотела, чтобы она носила что-то твоё, если не может носить даже фамилию, — она посмотрела на него. — Это русский аналог имени Маргарет. Но она растёт твоей маленькой копией, — сказала она чуть слышно. Её палец слегка поглаживал экран, будто она проводила рукой по лицу дочери.

— Она… спрашивала о том, где её отец? — Генри чувствовал, что его сердце начало ускорять свой ритм.

Ника, казалось, задумалась.

— Да. И до сих пор иногда задаёт этот вопрос. Я сказал, что нам пришлось расстаться до её рождения, и он… ты ничего не знаешь. Пока ей этого достаточно, но я так боюсь, что скоро она повзрослеет и станет задавать вопросы посложней.

Ника спрятала лицо в руках и тяжело вздохнула.

— Ты даже не представляешь, как бы мне хотелось всё ей рассказать, особенно сейчас, когда я вновь тебя встретила. А она даже имени твоего не знает. Всё, что я могу ей сказать, так только то, что у неё твои глаза.

Генри пролистал дальше. Он дошёл до последнего фото в альбоме. На нём была Ника. Она лежала на больничной койке и улыбалась в камеру, нежно держа на руках крохотную Маргарет. Фото было наполнено такой любовью — то, как Ника обхватывала головку девочки, как блестели её глаза, излучая неподдельное счастье.

Тоска накрыла Войта. Ему хотелось быть рядом с ней в этот момент, хотелось, чтобы этот снимок сделал он сам, а ни кто-то другой. Хотел бы взять своего ребёнка на руки, убаюкивая. Он почувствовал, как любовь к девочке невольно стала просачиваться в его сердце. Девочке, которую он никогда не узнает. Если бы можно было что-то сделать, как-то незримо присутствовать в её жизни?

Пока Ника отлучилась в туалет, он передал на свой телефон все снимки, заодно записав и её номер. Так он хотя бы будет иметь какую-то связь, если снова упустит её из виду. По крайней мере, теперь он знал достаточно информации, чтобы в любом случае найти их обоих.

— Уже поздно, мне нужно вернуться в отель. — Ника выглядела заметно уставшей. Ещё бы — такой вечер не смог бы оставить никого в равновесии.

— Останься, — он встал перед ней, преграждая путь к двери. — Поспишь в гостевой спальне, а утром я сам отвезу тебя. Глубокая ночь, мы выпили, и за руль я сесть не могу. А отправлять тебя на такси опасаюсь. Мало ли какой водитель попадётся.