Острова утопии. Педагогическое и социальное проектирование послевоенной школы (1940—1980-е)
Шрифт:
В конечном счете вызванные войной страдания и хаос и создали те условия, при которых стремление к социальной интеграции трудновоспитуемых детей могло соседствовать с репрессивным отношением к тем детям и взрослым, поведение которых отличалось от общепринятого. Представив детей с неконвенциональным поведением как страдающих от разных травм, детские психиатры старались узаконить их право на помощь. Подобный контрдискурс существовал в высказываниях всего нескольких его убежденных защитников, но все-таки он создал почву для восстановления в хрущевские времена более гуманного институционального подхода к «трудным» детям.
Понятие «отклонения в поведении» (или «девиации») у детей и подростков является предметом множества исследований. Историки отмечали, что с момента своего возникновения это понятие было тесно связано с представлением о социальной норме и использовалось как инструмент регулирования социальных отношений. Характерная для обществ Нового времени идея социального порядка проявилась в полную силу во второй половине XIX века, и как раз в это время детские поведенческие девиации стали источником тревоги для всего общества. В России, как и в Западной Европе, был замечен рост числа несовершеннолетних правонарушителей и сирот. Представители общественных наук, политики, педагоги и социальные активисты стали признавать отклоняющееся поведение детей значительной проблемой. Ее причины надлежало определить с помощью научных методов, а ее возникновение следовало рациональным образом предупреждать и корректировать 190 .
190
Neuberger J. Hooliganism: Crime, Culture, and Power in St. Petersburg, 1900 – 1914. Berkley: University of California Press, 1993; Gorsuch A. Youth in Revolutionary Russia: Enthusiasts, Bohemians, Delinquents. Bloomington: Indiana University Press, 2000; LaPierre B. Hooligans in Khrushchev’s Russia. Madison: University of Wisconsin Press, 2012.
Историк
191
Beer D. Renovating Russia: the Human Sciences and the Fate of Liberal Modernity, 1880 – 1930. Ithaca: Cornell University Press, 2008.
Рассматривая вопрос о том, каким образом советское государство распознавало и определяло девиантных детей и как с ними общалось, большинство историков обращают внимание на городские «уличные» субкультуры детей и подростков и порожденные ими идентичности и рассматривают «неправильное» поведение детей пореволюционной эпохи как часть более общей проблемы беспризорности. В интерпретации Э. Горсач, большевики были озабочены несоответствием между своими идеальными представлениями о молодежи и существовавшей реальностью. Оценивая любые проявления нонконформистского молодежного поведения как угрозу для политического проекта революционных преобразований, советское государство в первые годы своего существования пыталось разрешить эту проблему с помощью новаторских проектов институционального перевоспитания и вторичной социальной интеграции. Согласно ряду авторов, советское руководство в 1920-е годы поставило перед собой цель позаботиться об осиротевших и покинутых детях, чтобы превратить их в новых советских людей 192 .
192
Gorsuch А. Youth in Revolutionary Russia; Ball A. And Now My Soul is Hardened: Abandoned Children in Soviet Russia, 1918 – 1930. Berkeley: University of California Press, 1994; Caroli D. L’Enfance abandon'ee et delinquent dans la Russie sovi`etique (1917 – 1937). Paris: L’Harmattan, 2004; Рожков А.Ю. Борьба с беспризорностью в первое советское десятилетие // Вопросы истории. 2000. № 1. C. 134 – 139. См. также: Бордюгов Г.А. Социальный паразитизм или социальные аномалии? (Из истории борьбы с алкоголизмом, нищенством, проституцией, бродяжничеством в 20 – 30-е годы) // История СССР. 1989. № 1. С. 60 – 73. О проекте Антона Макаренко см.: Невская С. Воспитание гражданина в педагогике А.С. Макаренко. М.: Академический проект, 2006, а также: Bowen J. Soviet Education: Anton Makarenko and the Years of Experiment. Madison: University of Wisconsin Press, 1962.
Другие исследователи анализируют советские подходы к детским «отклонениям в поведении», изучая развитие педологии – гуманистической по своему пафосу интегральной дисциплины, возникшей в России в начале 1900-х годов. В 1918 – 1936 годах это научное направление считалось официально ответственным за «перевоспитание» детей, так или иначе отклонявшихся от общепринятой физической или психической нормы. И дореволюционные российские, и советские приверженцы педологии предлагали целый набор методов, позволявших не только диагностировать причины детских отклонений в поведении, но и осуществлять педагогическое и медико-психологическое вмешательство для исправления подобного поведения и предотвращения его рецидивов. Обзор событий в исследованиях по истории педологии почти всегда завершается 1936 годом – временем выхода постановления ЦК «О педологических извращениях в системе Наркомпросов». После принятия этого постановления, как утверждается в этих трудах, ничто уже не мешало превратить проблемных детей в объект жестоких репрессий 193 .
193
Название этой дисциплины ее основатель, американский психолог Дж. Стэнли Холл, сконструировал таким образом, чтобы в нем ощущалось сочетание медицинских и педагогических подходов в рамках одной науки. О педологии в России до революции и в ранний советский период cм.: Byford A. Turning Pedagogy into a Science: Teachers and Psychologists in Late Imperial Russia (1897 – 1917) // Osiris. 2008. Vol. 23. P. 50 – 81; Idem. Professional Cross-Dressing: Doctors in Education in Late Imperial Russia (1881 – 1917) // The Russian Review. Vol. 65 (October 2006). P. 586 – 616; Кароли Д. Дети-инвалиды в дореволюционной и советской России // Малолетние подданные большой империи. Филипп Арьес и история детства в России (XVIII – начала XX века) / Под ред. В.Г. Безрогова. М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2012. С. 138 – 196; Etkind A. Eros of the Impossible. The History of Psychoanalysis in Russia. Oxford: Westview Press, 1997, особенно гл. 6 и 8; McCagg W. The Origins of Defectology // The Disabled in the Soviet Union. Past and Present, Theory and Practice / Ed. by W. McCagg and L. Siegelbaum. Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 1989. P. 39 – 62; Knox Jane E., Stevens Carol. Vygotsky and Soviet Russian Defectology: An Introduction // The Collected Works of L.S. Vygotsky / Ed. R.W. Rieber and A.S. Carton. Vol. 2: The Fundamentals of Defectology (Abnormal Psychology and Learning Disabilities). New York: Plenum Press, 1993. P. 6 – 10; Kelly C. Children’s World: Growing up in Russia, 1890 – 1991. New Haven: Yale University Press, 2007; Буторина Т.С., Михашина А.С. Идеи воспитания трудных детей в педагогическом наследии В.М. Бехтерева, П.П. Блонского, Л.С. Выготского (1917 – 1936 гг.). Архангельск: Издательство АГТУ, 2007; Galmarini M. The Right to Be Helped: Welfare Policies and Notions of Rights at the Margins of Soviet Society (1917 – 1953) (PhD dissertation, The University of Illinois at Urbana-Champaign, 2012), особенно гл. 2; Балашов Н.Н. Педология в России в первой трети XX века. СПб.: Нестор-История, 2012; Малофеев Н.Н. Специальное образование в меняющемся мире. Россия. М.: Просвещение, 2013. С. 199 – 219.
И те и другие историки – и исследователи беспризорности, и авторы, пишущие о педологии, – соглашаются в том, что середина 1930-х годов была временем радикального перелома в институциональной организации работы с «проблемными» детьми и подростками. Например, Катриона Келли констатирует, что в этот период были свернуты «либеральные реформы раннесоветской эпохи», и пишет, что основным методом «работы» с детьми, совершавшими мелкие правонарушения, именно с этого времени становится лишение свободы 194 . Согласно Келли, практика изоляции девиантных детей и идеология, оправдывающая необходимость их наказания, достигают пика примерно в 1940 году и остаются практически неизменными до 1953-го. Возвращение к терминологии
194
Kelly C. Children’s World. Р. 221. Подробнее об этом см.: Shearer D. Policing Stalin’s Socialism: Repression and Social Order in the Soviet Union, 1924 – 1953. New Haven: Yale University Press, 2009; Hagenloh P. Stalin’s Police: Public Order and Mass Repression in the USSR, 1926 – 1941. Washington DC: Woodrow Wilson Center Press, 2009. О генезисе терминологии «прав ребенка» в России см.: Куренной В. Синтез и индивидуальность. Свободная педагогика Константина Николаевича Вентцеля в контексте его философской системы // Гуманитарный контекст. 2009. Вып. 2. С. 276 – 302.
195
Kelly C. Children’s World. P. 258. Впрочем, Келли отмечает, что влияние войны смягчило отношение к военным сиротам (p. 243), и кратко упоминает о том, что в некоторых специализированных изданиях, выходивших после войны, «признавалась возможность психологической травмы <…> у детей, помещенных в детские дома» (p. 245). Однако она настаивает на том, что ужасы войны и послевоенная бедность совсем сократили возможности гуманного отношения к «трудным» детям и защиты их прав.
Николай Малофеев утверждает, что в 1940-х – начале 1950-х годов вся система специального образования «переживала пору стагнации» 196 . Исходя из предпосылки, согласно которой увеличение политической свободы «неминуемо приводит к позитивным переменам» в жизни аномальных детей, этот ученый настаивает, что специальное образование смогло значительно расшириться и стать более дифференцированным только после XX съезда партии в 1956 году и начала хрущевской «оттепели» 197 .
196
Малофеев Н.Н. Специальное образование в меняющемся мире. С. 257.
197
Там же. С. 274. Анастасия Кайятос также доказывает, что дефектология возродилась только после ХХ съезда: Кайятос А. Говорящие в беззвучии: скорее молчаливы, чем немы. Советский театр глухих и пантомима после Сталина / Пер. с англ. Н.Н. Кулаковой // Журнал исследований социальной политики. 2012. Т. 10. № 2. С. 213 – 234 (англ. вариант – 2010).
Однако другие исследования предлагают более нюансированную периодизацию. Как становится ясно из новых публикаций, по сравнению с 1930-ми – началом 1940-х в послевоенное десятилетие сталинизм приобрел «качественно иной характер» 198 . По лаконичной формулировке Юлиане Фюрст, Полли Джонс и Сьюзан Морриси, послевоенные годы стали временем «политического утопизма <…>, беспокойства и безоглядных надежд» 199 . В этот период некоторые социальные акторы пытались (хотя большей частью безуспешно) актуализировать принципы гуманности и «перезапустить» менее репрессивную социальную политику, характерную для советского проекта первого послереволюционного десятилетия.
198
F"urst J., Jones P., Morrisey S. The Relaunch of the Soviet Project, 1945 – 1964: Introduction. Р. 202.
199
Ibid. См. также: Weiner A. Making Sense of War: The Second World War and the Fate of the Bolshevik Revolution. Princeton: Princeton University Press, 2001; Zubkova E. Russia After the War: Hopes, Illusions and Disappointments 1945 – 1957. Armonk, N.Y.: M.E. Sharpe, 1998.
Формы, в которых в этом направлении историографии обсуждается советское послевоенное отношение к социально маргинализированным группам, отражают двойственность и противоречивость развития позднего сталинизма 200 . Так, например, Юлиане Фюрст наряду со стремлением государства изъять трудновоспитуемых детей из общества выявляет и противоположную тенденцию, связанную с попытками их «спасения» 201 . Мария Майофис утверждает, что требование осуществлять «индивидуальный подход» и созвучный программе педологов тезис «любить, знать и постоянно искать в каждом хорошее» лежали в основе вышедшей в 1949 году книги Фриды Вигдоровой «Мой класс». Майофис также обращает внимание на педагогические проекты тогдашнего министра образования А.Г. Калашникова, который стремился несколько гуманизировать образовательную сферу 202 .
200
Подробнее см. дискуссию о периоде 1945 – 1953 годов в работе: Зубкова Е.Ю., Жукова Т.Ю. На «краю» советского общества: Социальные маргиналы как объект государственной политики 1945 – 1960-х гг. М.: РОССПЭН, 2010. С. 18 – 26. Полезен также их историографический обзор работ о социальных группах с девиантным поведением в Советском Союзе: С. 5 – 9.
201
F"urst J. Between Salvation and Liquidation.
202
См. об этом статью М. Майофис в этом сборнике.
По примеру Фюрст и Майофис я хотела бы проследить, насколько было возможно в период между осуждением педологии в 1936 году и либерализацией режима в конце 1950-х осуществлять реабилитационный подход по отношению к детскому аномальному поведению. Этот подход, по сути, был много гуманнее криминализирующего.
Душевное здоровье детей и потребность восстановить их психологическую стабильность волновали после Второй мировой войны не только советских психиатров. Историк Тара Зара отмечает, что в странах Западной Европы в это время «распад семьи в военное время <…> все чаще воспринимался как потенциальный источник психологической травмы для отдельных детей» 203 . Сью Уиткрофт описывает, что в Великобритании Вторая мировая война вызвала рост внимания и инвестиций в учреждения для лечения аномальных детей. В этой стране существовал Совет по охране детства, который еще до войны пропагандировал индивидуализированный подход к детям, проявлявшим различные поведенческие девиации и симптомы нервного расстройства. Однако только в первой половине 1940-х Совет выработал новый взгляд на эмоциональное здоровье детей и инициировал изучение связи между их физическим и душевным здоровьем. «Социальная дезадаптация» была признана в Британии новой официальной категорией инвалидности в 1944-м. Таким образом, несмотря на то что двойственное представление о детях как жертвах и детях как угрозе было основой деятельности служб социальной защиты детей в Британии начиная с 1870-х годов, Вторая мировая война ускорила формирование представлений об эмоциональной уязвимости детей, влекущей самые серьезные последствия и для них самих, и для общества 204 .
203
Zahra T. The Lost Children: Reconstructing Europe’s Families after World War II. Cambridge: Harvard University Press, 2011. P. 17. См. также: Gilbert J. A Cycle of Outrage: America’s Reaction to the Juvenile Delinquent in the 1950s. Oxford: Oxford University Press, 1986.
204
Wheatcroft S. Cured by Kindness? Child Guidance Services During the Second World War // Disabled Children: Contested Caring, 1850 – 1979 / Ed. by Anne Borsay and Pamela Dale. London: Pickering & Chatto, 2012. P. 145 – 157. См. также: Hendrick H. Child Welfare: England 1872 – 1989. L.: Routledge, 1994.