Освобождение Немезиды
Шрифт:
Я же некстати отвлеченно размышляла, специально ли некоторых магов выставляют всем на показ, чтобы внушить обществу отвращение к старости и долгой жизни? Мало кто доживал до подобных лет, когда многие радости жизни становятся не нужны и недоступны. А ведь тот, кто утратит тягу к развлечениям и власти, неизбежно рано или поздно начнет думать об устройстве мира, о том, кто такие Спасители и что такое побежденная ими Тьма…
Невообразимый гвалт, поднявшийся в зале, дал понять, что оглашение списка моих злодеяний завершено. Несколько минут казалось, словно мы с Эльвлардом очутились на берегу моря в растревоженном птичьем
— Тише, тише. Мы должны решить дальнейшую судьбу…
Похоже, главный маг на этом собрании — неудачный выбор. Его персона не внушала доверия ни мне, ни всем присутствующим, не преминувшим перебить его:
— Да что тут решать, старикашка?! Эта безумная женщина упала дальше некуда! Нарушила главный завет Спасителей! Ты от старости выжил из ума, раз собрался что-то с этим решать! — выкрикнул кто-то из зала.
Наступила тишина, всех объяло любопытство, чем закончится для выскочки оскорбление главы Совета. Обычно, никто не осмеливался вот так в открытую подвергать сомнениям целесообразность собрания.
— Знаешь ли ты, что в нашем обществе столь древний возраст свидетельствует о том, что перед нами крайне живучий и умный маг, который знает, когда и перед кем открывать рот, в отличие от тебя? — в тишине мой насмешливый голос прозвучал с такой издевкой, какой я за собой раньше и не замечала.
— Да что ты себе возомнила?! Ты… — голос мужчины оборвался, захлебнувшись невысказанными оскорблениями.
Разумеется, благодарности со стороны Совета за эту выходку я не ждала, но никто и не дернулся от того, что преступница убила кого-то прямо во время суда. По тонкостям этикета, сейчас вообще не произошло ничего особого. Только искренняя радость Эльвларда неожиданно согрела сердце.
Но получим ли мы когда-нибудь мир, в котором никому не придет в голову радоваться убийствам? Разве не об этом он мечтал?..
— Итак, продолжим! Поскольку Алиэрта еще сохранила собственную личность, для нашего общества она не потеряна…
Старикашка, видимо, слишком приободрился моей защитой и произнес целую речь по поводу того, как ему и всему Совету жаль, что общество потеряло такого надежного специалиста как Микасм, а потому терять еще и блистательную талантливую изобретательницу — расточительство.
— Достаточно! — крикнула я на весь зал. За все это время Эльвлард не проронил ни слова, но теперь этого и не нужно. Я чувствовала, как он задыхается от всех этих взглядов и перешептываний. Это приводило меня в ярость. — Если кто-то попытается убить Эльвларда или разделить нас, я просто всех убью!
— Алиэрта, доченька, ты же не хочешь сказать, что пойдешь против Спасителей? — мягко задал провокационный вопрос глава Совета.
— Не говорила такого и не скажу. Мне неизвестно, хватит ли мне на это сил, — мягко улыбнулась я, с трудом проглотив «доченьку» и желание сейчас же придушить гадкого старикашку. — А вот вас всех прикончить мне как раз сил хватит.
На самом деле, такой уверенностью я не обладала, но приложить старания, чтобы сделать слова явью, намеревалась по полной.
— Даже меня? — к моему креслу поднялась Шаанья и, став рядом, посмотрела с укором.
Зря я не стала высматривать в толпе свой род! Не оказалась бы сейчас неготовой к этой встрече!
Эльвлард напрягся, готовясь помочь мне атаковать,
— Что за удар в спину, Шаанья? — мне оставалось только скривиться и понадеяться, что никто не сумеет натравить кузину на меня. Во всяком случае, не сразу. Позволит ведь она повеселиться напоследок?
— Удар в спину? А ты сильно изменилась. На вот, к платью подойдет, — Шаанья сняла со своей шеи одно из многочисленных странных серебристых ожерелий и протянула мне. Словно мы находились одни где-то во внутренних покоях рода и невинно крутились перед зеркалами!
После колье, преподнесенного Эльвлардом, брать в руки другие побрякушки совсем не хотелось, но кузина стояла с протянутой рукой и ждала. И моя собственная воля расходилась с желанием Эльвларда отшвырнуть подальше предложенный подарок. Вопреки всему я почему-то доверяла Шаанье… одной из ненавистных магов!
Неохотно протянув руку, я взяла ожерелье и, еще чуть-чуть поколебавшись, застегнула на шее. Я еще и не поняла, что случилось, а Эльвлард уже с нечеловеческим рычанием бросился на мою кузину. Сама не знаю, как мне удалось в последний момент перехватить этот стремительный бросок, повиснув у него на шее.
— Что ты с ней сделала?! — рыкнул он на весь зал.
Черный шлейф, старательно упрятанный под плащ, от ярости взвился вокруг нас небольшим ураганом. Черная невесомая субстанция липла к моей коже, стремясь окутать целиком, но ее прикосновения ничем не отличались от обычного дыма. Она соскальзывала с моих плеч, не в силах зацепиться.
Зал охнул. Многие вскочили на ноги. Как оказалось, большинство, если не все, до сих пор оставались не в курсе, каким образом сестра превратила Эльвларда в монстра. А я-то думала, Микасм все выяснил и растрепал кому-нибудь из доверенных коллег, не ставших бы после его смерти держать языки за зубами. Но повсюду слышались сдавленные ругательства и громкие проклятья.
Теперь я, наконец, поняла, что сделало ожерелье, подаренное кузиной — мыслей и чувств Эльвларда я больше не слышала. Зато в голове взметнулся целый вихрь предположений, для чего Шаанье понадобилось изобретать столь чудесно действовавшее ожерелье и… носить его на себе. Вряд ли дело в каком-то монстре, подпущенном слишком близко. А значит… значит я не одинока в своем отвращении к Спасителям.
— Успокойся, успокойся! — Шаанья замахала на Эльвларда руками, будто стремясь помочь ему остыть. — Ожерельице просто блокирует связь между вами. Таким образом, ваши души не сольются в одно целое. Алиэрта останется Алиэртой, а ты останешься собой. Что, разве плохо? Ты хотел стать девушкой? Или что бы она стала мужчиной? И любить потом одного самого себя? Глупость какая, не находишь?
Щебет Шааньи, как ни странно, успокоил Эльвларда. Он крепко стиснул меня в объятьях и обвел злобным взглядом собрание, участники которого теперь по-настоящему смотрели на нас во все глаза, позабыв на время искусство разглядывать объект внимания изящно, не таращась.