Освобождение Немезиды
Шрифт:
Я словно висела над бездонной пропастью, тщательно перебирая то, что с детства не вызвало никаких вопросов и казалось незыблемым. Подбор альтернатив оказался куда сложнее, чем изобретение новой магии, ведь заниматься им я могла только в ясном рассудке, и по началу положиться на инстинкты не удавалось. Но и ощущения не шли ни в какое сравнение с теми жалкими чувствами, которые я испытывала ранее.
И мне было страшно. Эльвлард ничего не знал об этой внутренней борьбе, о невыносимых муках, когда я обнаруживала, что просто не могу пересилить себя и поступить как-то иначе в том или ином случае. Даже тогда, когда я наконец смогла действительно ответить на его чувства, ситуация не стала ничуть лучше. Безумие не
Иногда я просто забывала обо всем, что себе позволила, и относилась к Эльвларду не как к равному, а как к обычному монстру. И на следующий день, возвращаясь в полный рассудок, ничего не помнила — что делала, что говорила. Иногда вовсе не замечала, что какой-то день вообще выпал из памяти, и только какая-нибудь мелочь или не успевшая полностью зажить на Эльвларде рана, могли сказать об этом.
Но он уверял, что все в порядке. Говорил, что будет раз за разом возвращать мне память, а про раны отшучивался, сочиняя небылицы. То ему в голову в последний момент стукнула блажь защитить цветок, который я зачем-то собралась испепелить, то вдруг захотелось немного побыть магом и похозяйничать в лаборатории, результатом чего и являлись его травмы. В последнее верилось больше — сколько там не наводи порядка, у лаборатории всегда был вид, словно там резвились целые стаи малолетних магов без присмотра наставников. Гордость не позволяла поверить, что я творю это одна. Но ситуация явно ухудшалась, а Эльвлард не собирался отсиживаться в безопасном месте во время моих приступов. Наоборот, стремился оказаться рядом и приглядывать, оберегать.
Поначалу я уверяла себя, что чувства никуда не исчезнут, чтобы со мной не случилось, но, когда поняла, что однажды меня ждет перспектива найти вместо возлюбленного горстку пепла или тысячу кусочков, что-то внутри сломалось. Я даже попросила Эльвларда убить меня, если окончательно его забуду, но он и слышать об этом не желал. А в упрямстве он способен затмить многих, словно воспитывался среди магов!
Если бы он только был обычным человеком! Я могла бы отправить его куда-нибудь, приняв определенные меры и не беспокоясь о его судьбе. Например, кузина охотно выполнила бы мою просьбу спрятать кого угодно, кроме беглого монстра, да и Микасм, думаю, не отказал бы в такой мелочи… помнится, его немного удивило и обеспокоило, что перед свадьбой я отказалась от всех наложников, которых хотела подарить мне его мать.
Идея обернуть все вспять, превратить Эльвларда в человека, захватила. Неделями я не выходила из лаборатории, засыпая то за столом, то на полу, но закончился этот порыв ничем. Я смутно видела, как швырнула что-то с террасы в реку. После того в лабораторию я больше не возвращалась, забыв не только обо всем, что там делала, но и о замысле, приведшем туда. Мы оба делали вид, что все хорошо, пока однажды я не превратила Эльвларда в черный сгусток-силуэт.
Память почему-то извернулась. Я не помнила, что послужило основой для туманной, нематериальной фигуры, но всегда испытывала счастье при ее виде, и считала, что приблизилась к той тайной маги Микасма, что когда-то меня так привлекла. И не важно, что вспомнить, как добилась результата, никак не удавалось. Меня не посещало даже желание позвать Микасма, чтобы сравнить получившееся с оригиналом.
Но вскоре муж приехал сам, правильно посчитав, что приглашения не дождется, так как я не помнила собственную просьбу не посещать меня. Как-то вечером он заметил полупрозрачный силуэт, иногда крутившийся вокруг замка, и вышел разобраться. Микасм вернулся только утром, но я не обратила на это внимания, а он вскоре уехал.
И в один такой же весенний вечер ко мне в замок вошел Эльвлард. Даже если бы я его помнила — не узнала бы сразу. Он схитрил, переоделся бродячим торговцем и, не поднимая среди
— Прекрасная работа, — похвалила я, вертя в руках колье. — Даже сомневаюсь, что у меня найдется подходящая награда за него.
— Еще как найдется! — он оказался рядом одним движением.
Защита не сработала — ее блокировало колье, которое я не побоялась взять в руки, излишне полагаясь на свои умения. Он достаточно хорошо изучил меня, учел каждый вариант и нюанс, чтобы не оставить мне и шанса.
Объятия сомкнулись, и мир взорвался болью…
Когда я очнулась, его не был рядом. Но я уже все знала. Знала, что не смогу причинить ему вреда. Теперь мы почти одно целое — что-то объединило нас, связало. Возможно, часть его души стала моей и только вопрос времени, когда исчезну я, и у нас будет одно сознание и душа на два тела.
Микасм как-то рассказывал о подобном случае — одна измененная девушка смогла поработить знатного мага, но моему мужу удалось избавить слабого в магии простофилю от такого конца, а его род от позора. Снова проросшие в душе за время забвения установки общества требовали немедленно ехать к мужу за помощью, и я немало этому удивилась.
Одновременно с этим сердце в восторге трепетало — теперь я могла, наконец, узнать как все на самом деле. Мы говорили об одних вещах одни и те же слова, но могли думать при этом совершенно о противоположном. И теперь, обреченные, мы с Эльвлардом могли узнать настоящие чувства друг друга… или сделать их настоящими.
Еще удивительнее то, что я разом вспомнила все, стертое из моей памяти безумием. Пропавшие воспоминания оказались гораздо большей частью, чем в минуты просветления я подозревала. За последний год я умудрилась даже полностью забыть свою любимую кузину Шаанью, которая пыталась помочь мне после свадьбы…
Но кроме этого на меня обрушилась и память Эльвларда. Он всегда отвечал, что был простым человеком, и я всякий раз верила, быстро теряла к этой теме интерес.
Но теперь я знала все!
Самый замечательный, самый хороший, мое Солнце!.. Он мечтал освободить всех рабов, мечтал о светлом, безмятежном мире, который я столько раз безуспешно старалась придумать. Но Высокий род, знакомый род, к которому принадлежал Эльвлард, не разделял подобной блажи. Они не хотели мириться с существованием в семье такого идеалиста, не выпускали его в общество, считали уродом. Но и не убили, как поступили бы другие на их месте.
Его старшая сестра влюбилась в него, а когда Эльвлард ее отверг, ударила в спину и принесла бесчувственного пленника Тьме-на-Цепи…
Предел выносливости Эльвларда действительно оказался гораздо больше, чем у обычных монстров. И по прочности разум не уступал телу. Сколько раз она вырывала ему сердце, разрывала тело на части и…
Я содрогнулась, я захлебнулась такой ненавистью, что прежнее безумие теперь казалось легким ветерком. Глаза застлала кровавая пелена. На мой яростный крик весь замок откликнулся дрожью и низким грозным гулом, как огромное живое существо.
Роскошный застекленный паланкин из белого, окованного золотом дерева, вытащило во двор. Его ножки высекали из камней искры, издавая грозный, непривычный звук. Я вскочила внутрь одним движением, невзирая на длинное платье и обойдясь без приставных ступенек, оставшихся где-то в недрах замка. Ярость словно увеличила силы — паланкин стрелой летел напрямик через чужие границы, пропахивая по земле и камням дымящиеся борозды. Щиты, призванные остановить нарушителей, лопались, не в силах выдержать мою волю. Я едва это замечала.