От Альп до Гималаев
Шрифт:
— Таких суждений, господин Касола, я нигде не слышал. Стоило бы подискутировать, — заявил, вставая, Сильвио. — Это очень интересно... Ваши рассуждения заставляют задуматься...
— Заходите почаще, — приглашал нас с улыбкой Касола. — Мы вместе поищем основы божественного. Человек боится бога до тех пор, пока не обрел веры в себя.
Мы откланялись, еще раз поблагодарив за приглашение.
В монастырь мы возвратились возбужденные и огорошенные. Нас поразили и смутили мысли, высказанные Касолой. Да, сразу и не узнаешь, где свил себе гнездо дьявол.
16
Мы
Я начал замечать, что Сильвио ведет себя как-то странно. После тренировок он частенько где-то пропадал и просил, чтобы я дожидался его в городе. В ожидании его я заходил то в кино, то в кафе, навещал членов нашей сборной по стрельбе.
Однажды я в шутку спросил Сильвио:
— Уж не притянуло ли тебя духовно-магнитное поле Виргинии?
— Не волнуйся, на меня ее токи не влияют, — усмехнувшись, ответил он. — Я у них читаю светские газеты. В монастырской читальне таких нет.
— И что же ты интересного вычитал?
— Салезианцы в Индии покупают детей.
— Да ты что?! — не поверил я. — Это клевета!..
— Газета социалистов «Лаворо нуово» поместила об этом репортаж, — с горечью произнес Сильвио. — Быть может, и меня когда-то купили?! Хотя монахи утверждают, что я сирота. Но фамилия у меня индийская. Почти все уверяют меня, что я похож на индуса...
— А я тебе говорю, что социалисты клевещут на монахов, — не уступал я. — Не придавай значения тому, что пишут их газеты. Подлинной правды нигде не найти. Да и с Касолой надо прекращать дружбу. Еще где-нибудь проговоришься о покупке детей, и не видать тебе посвящения. Тогда твоим надеждам придет конец, навсегда останешься в Италии.
— А если я был куплен? — упорствовал Сильвио.
Я пожал плечами и ничего не смог ему ответить. Я понимал, как тяжело ему без родины, без родных. Мечется как зверек, запертый в клетке. Мне все-таки легче. Хотя монахи и запрещали говорить на родном языке, я иногда сам с собою разговаривал по-литовски, писал письма родителям, родственникам, друзьям, молился по-литовски. И бог ни разу не наказал меня за это. По-видимому, бог-таки умнее монахов.
Сильвио по-прежнему навещал семью Касола. Случалось, что он долго там задерживался и тем доставлял мне много тревожных минут. Я боялся, что нам могут запретить тренировки. Но пока что везло, нас никто не предал. Кроме нас, никто из семинаристов не мог свободно выходить в город, только мы пользовались этим правом.
Так промчались три года учебы. Подходил к концу четвёртый, когда меня пригласил к себе ректор. Как обычно, он долго и пристально глядел на меня, словно пытаясь проникнуть в самую душу. Я не знал, о
— Мы собираемся, Викторио, послать тебя в Индию, в миссию. Тебе легко даются языки, там же пройдешь практику. Потом вернешься, закончишь учебу и будешь посвящен.
Я давно мечтал об Индии, но думал, что Сильвио для этого больше подходит. Кроме того, он очень хотел выяснить тайну своего происхождения. Может быть, в Индии это ему удастся?
— Спасибо, — поблагодарил я ректора. — Но не лучше ли послать Сильвио? Он интересуется Индией, знает санскрит, хорошо разбирается в индуизме.
— Как же его послать, если он ушел из монастыря? — развел руками ректор.
— То есть как - ушел?
– страшно удивился я.
— Очень просто... Вчера он не вернулся от Касолы. Запутали его либералы.
Я стоял пораженный. Новость была столь неожиданной, что я не знал, что и сказать.
— Конечно, может быть, и нецелесообразно посылать тебя в конце учебного года, — продолжал ректор. — Но там, в Индии, на территории Гиманджунгской миссии появился тигр-людоед. Он терроризирует прихожан. Уже растерзал нескольких человек. Всех там охватила паника. Ты хороший стрелок и справишься со зверем. Окажешь миссии большую помощь. Готовься в путь, мой дорогой. Да благословит тебя господь.
Я не знал, радоваться мне или сожалеть, что посылают в миссию. Жаль было расставаться с братством Христофора, стрелковыми соревнованиями. А может, меня посылают вовсе не потому, что я хороший стрелок, а опасаются, как бы я не последовал примеру Сильвио и не бежал на родину?
Но в то же время Индия влекла меня своими тайнами, экзотикой, неизведанной жизнью миссии. Семинария не уйдет, успею ее окончить, не минует меня и посвящение. Лишь бы мне удалось помочь миссии. Сейчас главное - изучить бенгальский язык. Но если ты знаешь несколько языков, нетрудно выучить еще один, если это необходимо...
Я опустился на колени и с волнением воскликнул:
— Благословите, отец мой.
— Мир тебе, - ректор перекрестил меня и поцеловал.
17
Так закончил свой рассказ о жизни в салезианском монастыре в Италии Викторас Заука. Было видно, что воспоминания о годах, проведенных в новициате и семинарии, угнетали его. Хотя ему, сыну рабочего, можно сказать - нищему, казалось, очень повезло. И я сказал:
— На что ты жалуешься? Не так уж тяжело тебе приходилось. Ведь ты многого достиг.
Викторас нахмурил густые поседевшие брови, долго молчал. Потом с горечью сказал:
— Больше всего меня угнетает сознание того, что лучшая часть моей жизни прошла впустую.
— Почему - впустую? Конечно, ты много пережил, однако многому и научился. Если бы не учился, еще не известно, стал бы ты атеистом или нет. Слышал я, что лекции сейчас на антирелигиозные темы читаешь, многим помог покончить с суевериями. Это много, очень много!..
— Может быть, твоя правда, — согласился Викторас. — Но чертовски жаль юности, растраченной в монастырских стенах. А тебе, скажи, разве тяжелее было? Ты ведь тоже был монахом.