От Альп до Гималаев

Яунишкис Бронюс

— Да, был, но попал к ним с большим трудом. Стучал в двери различных монастырей, писал, ездил, искал протек­ции. Просителем быть тяжелее, чем приглашенным. Был я и у этих самых салезианцев, но таких мук, как ты, не испытал.

— Разве у вас не было «ангелов-хранителей»? — поинтере­совался Викторас.

— Были, но не слишком себя проявляли.

— А группы мучеников?

— О мучениках я лишь от тебя узнал.

— Вот видишь, поэтому тебе трудно меня понять. Ведь мо­настырь - это подлинная тюрьма, на которую ты сам себя обрек, — с глубокой

убежденностью продолжал Заука. — Можно идти на муки, если это имеет смысл. А здесь? Сплош­ная бессмыслица.

Некоторое время мы молчали.

— А ты не был в Италии? — спросил Викторас.

— Собирался. И если бы поехал туда, то скорее всего по­шел бы по твоему пути, — ответил я.

— Жаль, что ты не видел Италию, - огорчился Викторас.
– Такая интересная страна.

— Я побывал там совсем недавно. И в Неаполе, и в Генуе, и даже на Сицилии. Там, в Катании, я заглянул к салезианцам.

— И впустили тебя? — поинтересовался Викторас. — Пригласили погостить. Было в самом деле интересно!

— Как они там сейчас живут?

— Как и раньше. У них ремесленное училище, воскресная оратория. Ребят там полно. Забивают .им головы сказками о вечной жизни.

— Ничего другого они и не могут придумать, — махнул рукой Викторас и встал. — Ну, мне пора.

— А об Индии? Когда же ты расскажешь о ней?..

— Как нибудь в другой раз, — пообещал он, посматривая на часы. — Вот внучку должен привести из садика.

— Внучку?
– поразился я.
– Стало быть, и жена есть?..

— Какой же мужчина без жены!

— Ты что же, привез ее из миссии?..

— Угадал.

— Индуска?

— Расскажу в другой раз. Хорошо? Теперь чаще будем встречаться. Позвони.

— Обязательно!

Часть 2

1

Мы долго не встречались с Викторасом. Все как-то не было подходящего случая. Но однаж­ды я позвонил ему, и мы договорились о встре­че. В старый город я пришел несколько раньше назначенного времени. Именно отсюда нача­лась одиссея Виктораса, в которую его втянул миссионер Скелтис.

Я подошел к месту впадения Нерис в Неман, постоял, полюбовался видом, потом побрел дальше. Не заметил и сам, как оказался у костела Витовта. Я вошел в костел. Шла служ­ба, торжественно звучал орган, несколько пожилых людей молились, перебирая четки. Над главным алтарем бросалась в глаза большая картина: Мария возносится на небо, а ее провожает взглядом, став на одно колено, князь Витовт. Он в кольчуге, вид у него весьма достойный. Изображение Ви­товта в алтаре! Неужто он святой?.. Поразительно! Скорее всего духовенство решило, что его имя укрепит величие церкви. Воистину неисповедимы пути господни. Зато замы­сел людской понятен.

Я вышел из костела, смотрю, идет Викторас.

— Ты уже здесь? — удивился он.

— Я пришел чуть пораньше и зашел от нечего делать

в костел.

— А ты знаешь, — он на минуту задумался, — уезжая в Италию,

мы дали обет Скелтису именно перед изображени­ем Витовта. Он нам объяснил, что Витовт — креститель Лит­вы, первый литовский миссионер.

— Когда церковникам выгодно, кого угодно сделают святыми, — невольно вырвалось у меня.

— Да, если чувствуют в этом необходимость или поль­зу, — поддержал меня Викторас. — Так куда же пойдем?

— Может, в какой-нибудь кабачок — в «Гильдию» или «Музу»?

— Давай лучше пойдем к Неману. Я сегодня целый день хожу по городу. Был и в ратуше, и в магазины заходил. Хо­телось бы побыть на природе.

Беседуя, мы спустились вниз, к Неману, отыскали укром­ное местечко, уселись и некоторое время помолчали, каждый углубившись в свои думы. Но вот Викторас начал свой рас­сказ — неторопливо, с паузами, заново переживая минувшее.

2

Я и духовник Джовани де Бартолини приехали в Геную поездом. В порту у причала чуть покачи­вался пришвартованный толстыми канатами бе­лый, словно лебедь, красавец пароход «Викто­рия». На его верхней палубе развевалось множе­ство разноцветных флажков. Из толстенной закопченной трубы вырывались клубы черного дыма. Пароход готовил­ся к отплытию.

Держась за веревочные поручни, мы медленно взошли на судно по металлическому трапу, истертому до блеска множеством ног. Немного оглядевшись, поднялись на па­лубу с каютами первого класса и отыскали свою. Она была для двоих тесноватой. У одной стены — двухэтажная койка, у окна столик, напротив него — вешалка. Сквозь толстое стекло иллюминатора пробивался мутный свет. Неприветли­вые сумерки бередили сердце. Плыву куда-то на край света. Вернусь ли? Меня охватил ужас. Мысленно я все время по­вторял: «Господи, куда ты меня забрасываешь. Увижу ли когда-нибудь свои родные края?»

— Пойду в корабельную часовню, — сказал я Бартоли­ни. — Сосредоточусь, может быть, успокоюсь...

— Ступай, сын мой, помолись и за мои душевные тер­зания. Да снизойдет на тебя успокоение, — перекрестил он меня. — Я очень устал в поезде, так что прилягу отдохнуть. Потом и я приду в часовню возблагодарить господа за счаст­ливое путешествие. Ступай.

Пестрая толпа пассажиров все еще заполняла палубу. Женщины тащили детей, мужчины несли тяжелые чемоданы. Некоторые шли с пустыми руками, словно собрались на прогулку, — их поклажу отнесли в каюты носильщики.

Мое внимание привлекла панорама города, полукругом опоясавшего порт. Дома с красными крышами поднима­лись террасами в гору. Выше крыш виднелись верхушки осокорей и пиний. Город гудел, а залив дышал покоем.

Опершись о бортовые поручни, я восхищенно смотрел на голубую воду внизу. Вокруг шныряли парусные яхты, тихо покачивались небольшие лодочки.

Движение на палубе постепенно замирало. Басовито проревел гудок. Внизу у причала взмахнули платками про­вожающие. Наш пароход тронулся. Медленно он удалялся от пристани, направляясь в открытое море.