От маминой звездочки в государственные преступницы

Марфа В.

Девушка молча выпила то, что было в стакане, и легла на кровать.

– До конца каникул точно в лазарете пробудешь, надо хоть немного восстановиться, а то роды не переживешь, - сказал Геннадий.

На следующий день, 6 января, Софии стало значительно лучше. Девушка почувствовала себя хорошо и начала просить Геннадия выписать ее из лазарета.

– Нет, Сонечка, нельзя так, - ответил Геннадий, - Последнее время все идет по одной и той же схеме: поплохело – отлежалась денек в лазарете – вышла – что-то произошло – опять

поплохело. Ты здесь остаешься минимум до 12 января, до конца каникул. А что тебе в своей комнате делать? Только сидеть одной и все. Все равно из дортуара большинство девочек разъехалось.

– А мне не о чем с ними разговаривать, - ответила София, - Хорошо, говоришь остаться здесь, значит, останусь. Просто сам понимаешь, надоело мне уже здесь обитать. За все годы учебы я здесь, наверное, провела столько же времени, сколько и в дортуаре.

– Тебе, после полугода в Петропавловке и дебюта чахотки, по-хорошему надо вообще на море ехать, отдыхать, - сказал Геннадий.

– А я и без того после окончания учебы на море поеду, - пошутила София, - На северное море. Заботятся жандармы о моем здоровье, сразу видно.

– Спать давай ложись, - сказал девушке Геннадий, - А как поспишь – на улицу можешь сходить, во дворе посидеть, свежим воздухом подышать. Сегодня погода хорошая, не холодно.

========== В лазарете ==========

8 января, на следующий день после Рождества, София все равно находилась в лазарете. Девушка чувствовала себя более-менее хорошо, но все равно Геннадий ее не выписывал.

– К мадемуазель Собольниковой жандармы пришли, - сказала пепиньерка, - Пусть она спустится ненадолго.

– Чтобы я потом опять с ней мучился, - сказал Геннадий, - Пусть жандармы в лазарет пройдут, может, мягче в выражениях будут.

Пепиньерка ушла, а Геннадий обратился к Софии:

– Не волнуйся, что бы ни сказали и не принимай ничего близко к сердцу.

Вскоре к Софии пришли жандармы.

– Знаете, София Львовна, это хорошо, что вы лежите, не упадете от нашей новости, - сказал жандарм, - В общем, за ту самую вашу песню на балу, вам три года на Сахалине присудили. А что, вполне логично, оскорбить так Императора нашего, Самодержца Российского, при таком количестве народа.

– Шестой приговор, - прошептала София, - Тятенька, как хорошо, что ты этого уже не узнаешь, - сказала девушка и заплакала.

– Да, София Львовна, не думаю, что ваш отец одобрил бы такую деятельность дочери, - сказал жандарм, - А чего не интересуетесь, поселение на Сахалине или каторжные работы, или тюрьма?

– А потому что все равно мне, - сказала София, - Ну так что именно мне присудили?

– Полгода в Александровской тюрьме, а потом выход на поселение на Сахалине.

– А потом еще семь лет в Неноксе, - сказала София, - Решили что ли мне экскурсию устроить по отдаленным местам России?

– Сами же себе проблемы устраиваете, София Львовна, - сказал жандарм, - Ладно, лечитесь, отдыхайте, хорошее здоровье вам еще пригодится. Климат на

острове плохой.

Оставшись одна, София позвала Геннадия.

– Ты прости, что тебя гоняю туда-сюда, но сам же просил не вставать, - обратилась к нему девушка, - Как думаешь, сразу капельки пить, не дожидаясь болей, или подождем?

– Сразу пей, - сказал Геннадий, - Флакон на тумбочке, стакан там же. А что произошло?

– Жандармы сказали, что за песню на балу мне дали полгода в Александровской тюрьме, а потом два с половиной года на поселении, - сказала София и снова заплакала, - С ворами и убийцами.

– Соня, успокойся, не надо так волноваться, - сказал Геннадий, - Еще все может сто раз измениться, а так ты только себе и малютке хуже делаешь.

– Не могу не волноваться, - сказала девушка и продолжила свои слезы.

– Да что же это за такое мне на голову на третий год службы в институте упало? И за что?
– тихо сказал Геннадий, - На, Соня, выпей вот это, заснешь сейчас, - сказал доктор, протягивая девушке стакан.

«А то неизвестно, до чего сейчас снова доплачешься», - подумал он.

9 января Софии стало гораздо легче, и она начала просить разрешение у Геннадия вернуться в свою комнату.

– Какая тебе своя комната? Для начала, вспомни, что ты еще сильно не здорова. Потом не стоит забывать, что тебе постоянное наблюдение нужно, лекарства вовремя принимать. Ну и если уж на то пошло, то сама начальница института говорила, чтобы ты оставалась в лазарете, и я ее полностью поддерживаю.

– Скучно здесь, я на стенки скоро полезу, - ответила девушка, - Получается, я все каникулы в лазарете провела, в то время как вчера девочки, кто остался в Смольном на каникулы, на улицу выходили.

– А в своей комнате будешь чем заниматься? Тем же самым. Так что лежи здесь, - ответил доктор, - И тебя все равно бы на улицу не взяли. Жандармы каждую неделю за твоей росписью приходят, что ты никуда не выходила, а ваша классная дама на откровенный подлог никогда не пойдет. Сразу сдаст тебя, что ты выходила на улицу.

Поняв, что разговор бесполезен, София замолчала. Однако еще одна мысль пришла в голову к девушке, и она не смогла ею не поделиться.

– Смотри, как ты думаешь, хорошо это или плохо, что меня от уроков освободили? Конечно, с одной стороны, я рада, что не придется больше ходить на уроки, но они хотя бы время мое занимали. А сейчас я вообще себя буду чувствовать как в Петропавловке, заперта в четырех стенах и не могу выйти никуда.

– Ничего страшного, - ответил Геннадий, - Будешь книжки читать, ко мне в гости приходить, на кухню. К тебе там всегда хорошо относились.

– Это я понимаю, но только подумай, каково мне сейчас, знать, что с амнистией все не окончилось, а впереди еще столько… Полгода в Смольном, полгода на Сахалине в тюрьме, потом поселение на Сахалине, потом поселение в Неноксе… Я не могу об этом думать, но не думать тоже не могу.

– Соня, успокойся, не накручивай себя, - сказал Геннадий, - Ляг, полежи.