От маминой звездочки в государственные преступницы

Марфа В.

– Кандалы неудачно сняла, когда сбегала, - ответила девушка, - Сейчас вроде бы не так сильно болят, а раньше, особенно летом, прямо спать не могла. Давайте не будем о грустном, праздник же.

– Хорошо, - ответил Иван.

Вскоре пришел Александр и праздник начался.

В самом начале застолья все сидели за столом, разговаривали, обсуждали планы на будущее, пели песни. Потом Александр, взяв бутылку шампанского, позвал Софию на кухню. Девушка с радостью пошла за ним.

– Маш, смотри, твоя воспитанница с мужчиной на кухне закрылась, - пошутил Виктор.

–

Во-первых, я здесь не при исполнении, а во-вторых, она не из моего класса, - ответила Мария, - А так ничего, что я с вами двоими здесь сижу? Тоже не совсем правильно с точки зрения светского этикета.

Посмеявшись над этой шуткой, разговоры продолжились.

Вечером второго января Мария с Софией возвращались в Смольный институт.

– Мадам Пуф, в принципе, безразлично, где ты была и что делала, - сказала женщина Софии, - Поэтому просто иди в свою комнату, а если что – говори, что была вместе со мной в гостях, как я тебя и предупреждала. И еще, из комнаты пока не выходи, а то несет от тебя, как от ликероводочного завода, дыхнешь еще на кого-нибудь случайно. Бедный твой ребенок, и чего ты так его не жалеешь, - добавила она.

«И от меня, наверное, не лучше пахнет», - про себя подумала женщина.

Вскоре они уже вошли в институт.

– За ночь проспишься, к утру все нормально будет, - сказала Мария Игоревна, отправляя девушку в комнату.

«И мне тоже спать пора», - подумала женщина, вошла в комнату и легла спать.

Утром третьего января София проснулась от сильной боли в пояснице.

«Вот зря, наверное, я на явку сходила», - подумала девушка, - «Опять плохо мне. Знала бы Эми, как я провела эти дни, руки бы мне оборвала и права была бы. А поделом мне, зачем было так не беречь себя?»

Поняв, что без врача здесь не обойтись, София пошла в лазарет.

«Совсем недавно из лазарета выписали, а теперь снова, наверное, положат», - подумала девушка.

– Соня, что на этот раз случилось? – спросил девушку Геннадий.

– Сходила Новый год праздновать. Только ты не афишируй этот факт, ладно? – попросила София, - Сегодня утром проснулась от того, что поясница сильно болит. Боюсь, как бы снова угрозы выкидыша не было.

– Ума у тебя меньше, чем у карася, - в сердцах сказал Геннадий, узнав, как проводила праздники София, - Слушай меня внимательно, я поговорю с вашей классной дамой, до конца учебного года в лазарете жить будешь. Зато хотя бы под наблюдением, раз классная дама за тобой не следит совершенно.

– Давай ты не будешь делать поспешных выводов, - сказала София, - Здесь скучно.

– Зато там, в твоей комнате, так весело, что потом тебе плохо становится. Ладно, посмотрим по самочувствию, но хотя бы пару дней полежать здесь придется.

София легла на одну из кроватей и уснула.

Пятого января Геннадий выписал Софию из лазарета под честное слово, что она будет беречься, постарается не волноваться и периодически будет приходить и показываться. Девушка все это пообещала и вернулась в свою комнату. Однако

вскоре София узнала, что к ней пришли жандармы.

– Ну что, София Львовна, надеюсь, и на праздниках вы были благоразумны и никуда из института не выходили? – сказал один из них, протягивая девушке бумагу, чтобы она ее подписала.

– Разумеется, не выходила. Кто бы меня отпустил? – сказала София, вспомнив, что Мария Игоревна очень сильно просила не говорить никому о походе на Новый год, объясняя это тем, что проблемы могут возникнуть не только у Софии, но и у нее.

«За тобой, кажется, филер не следит, но все равно, нужно быть аккуратной», - вспомнила девушка слова Марии.

– А еще должен вам сказать, София Львовна, что повезло вам очень сильно. Это я про случай с миссис Глюксенбург, - добавил жандарм, - Не смотря на то, что и дело заводили, и суд быстро провели, за тот эпизод вам ничего толком не будет. Просто срок ссылки решили четко определить. На десять лет поедете, в Неноксу, Архангельской губернии, на поселение, без права переписки. Так что можете радоваться, что так легко отделались. Могли бы и на Сахалин отправиться.

София была в полном шоке. Во-первых, такой огромный срок ссылки. Во-вторых, суд снова провели без ее участия, хотя, в этот раз, от ее участия ничего и не зависело.

«Пятый суд…» - думала девушка, - «Четвертый обвинительный приговор к 19 годам… Детей теперь увижу, когда они станут совсем взрослыми… Как же жаль, что мне матерью так и не удалось стать по-настоящему… И эту малютку придется куда-нибудь пристроить, не повезу же я ее туда, где вообще нет ни медицины, ни образования… Трое детей, а все по чужим людям будут. Кукушка я, а не мать, хотя другого выхода не была. Бедные детки, может, вырастут хоть счастливыми и не будут свою непутевую мамку вспоминать…»

– Что задумались, София Львовна, - сказал жандарм, увидев замешательство девушки, - Раньше надо было думать, когда петь выходили.

– А о своем выступлении я и не жалею, - ответила девушка, - Это я так, слегка о будущем подумала.

«Это же мне тридцать лет будет, когда я с Севера вернусь… Если вернусь…» - пронеслось в голове Софии, - «А что, Мария Михайловна вернулась же с Сахалина примерно в таком же возрасте, смогла найти себе дело и заняться им».

Когда жандармы ушли, София решила сходить в лазарет, сообщить Геннадию, что избежать волнений в ее ситуации нельзя.

– Соня, что случилось, почему ты вся бледная и тебя колотит? – спросил девушку врач, как только она вошла в лазарет.

София пересказала то, что узнала совсем недавно. В ответ Геннадий протянул девушке стакан с какой-то жидкостью.

– Что это? – спросила она.

– Пей. Трава успокоительная, а то сейчас опять разволнуешься и ребенка своего так и не выносишь. Бедная малютка. Доходить бы тебе как-нибудь хотя бы до восьми месяцев, - Геннадий посмотрел на девушку и добавил, - Чего стоишь, пей траву и ложись спать. Не жалко ребенка – пожалей себя, тебе самой еще восстанавливаться надо после Петропавловки.