От маминой звездочки в государственные преступницы

Марфа В.

– Конечно, она сейчас будет хоть что говорить, лишь бы выкрутиться, - сказал Петр Васильевич, - Неужели не видишь, Собольникова это. Немного изменившаяся, но очень похожая. Мадам, спасибо вам за бдительность, - сказал он мадам Пуф.

– Ну что, Анна Игоревна, я давно заметила, как вы меня настолько любите, что готовы избавиться от меня любым способом, - сказала София, - Кстати, может быть, вам будет интересно, мне ведь еще раз приговор поменяли. Да, вот так в жизни бывает, сначала – высшая мера, потом – вечная каторга,

потом – 15 лет присудили. Вот не дай Бог вас увижу, когда выйду, не знаю, что тогда будет.

– Слушай, ты за базаром следи, свидетелей вокруг сколько, - сказал девушке жандарм, - Сейчас у меня до уголовного дела договоришься. Ну а что, для разнообразия к политической статье прибавится и вторая уголовная. Будешь уникальной представительницей совмещения этих вопросов. Переплюнула своего отца, кстати, у него только одна судимость была.

На всякий случай София решила замолчать. Вскоре документы были оформлены, и девушка отправилась в камеру.

В камере София опять погрузилась в свои мысли.

«Вот так всегда и бывает… Ненадолго свободу увидела и снова меня забрали… И что мне сейчас ждать? Этап в Петропавловку, потом в Шлиссельбург. Наверное, уже весной, потому что сейчас навигации нет…. А что ты хотела? Думала, что в Смольном сможешь укрываться? Не вышло. Мало того, что баба Нюра вычислила, так ты еще и сама себя сдала. Вот поэтому сиди здесь и молчи» - подумала девушка, - «Ох, тятенька, как хорошо, что ты уже не узнаешь, что Соня уголовницей стала, это же позор какой… Стыдно сказать кому-то».

27 октября. Софию, уже после утомительного этапа на поезде, вели по коридорам Петропавловской крепости. Девушка смотрела по сторонам и с облегчением обнаружила, что ее цитаты и фрагменты письма мадам Елизавете уже были сняты. Будто прочитав ее мысли, жандарм сказал:

– Да, сняли твои опусы. Но ничего страшного, тебе здесь до весны находиться, пока в Шлиссельбург не переправят, еще много, наверное, другого скажешь. А так никто рисковать не будет, чтобы в ноябре по неспокойной погоде катер гонять.

«Вот даже и не знаешь, хорошо это или плохо», - подумала София, - «Наверное, хорошо. Здесь читать можно и за деньги питание улучшать. А там все, конец биографии. Только бы чахотка у меня не обострилась, иначе совсем худо будет»

Прошло немного времени. София всеми мыслями постаралась примириться с тем, что она снова – узница Петропавловской крепости и будет ею до весны, пока не отправится в Шлиссельбург. Вдруг дверь камеры открылась, и туда вошли жандармы.

«Что надо на этот раз?» - подумала София.

– Знаешь, что тебе было бы, если бы с каторги сбежала? – спросил он, - Из Сибири или с того же Сахалина?

София недоуменно промолчала.

– Не знаешь? И не надо знать, крепче спать будешь, - сказал жандарм.

– Да говори ты, пусть знает, что под счастливой звездой родилась, - добавил

второй.

– В общем, выдрали бы тебя как сидорову козу, месяц бы сесть не могла. Неужели Емельянова не рассказывала, как она с Сахалина неудачно сбегала?

София молчала, и ей становилось плохо. Девушка действительно вспомнила, как Мария Михайловна рассказывала о своей жизни, и эпизод с неудачным побегом с Сахалина тоже не таила.

– А так ничего тебе за побег не будет, хотя, честно говоря, жаль, - добавил жандарм, - Ну максимум в карцере недельку посидишь, и то, если начальник охраны не против будет.

– Надо будет убедить его, чтобы разрешение дал, - добавил второй, - А то совсем безнаказанной останется, подумает, что сбегать – это в порядке вещей.

Шок Софии было трудно описать словами. Девушка сидела пустым взглядом, уставившись в одну точку.

Вскоре начальник дал свое согласие, и жандармы снова вошли в камеру Софии.

– Ну что, София Львовна, пойдемте с нами, - сказал жандарм, - А что, вам не привыкать по карцерам отдыхать. Это какой, значит, поход у вас? Пятый, десятый?

София молчала, ей не хотелось разговаривать.

– Восьмой, - ответил за нее второй жандарм, - Причем только последний раз она неделю полностью отсидела, когда заложницу захватывала. А до этого так, ненадолго водили.

– И в этот раз на шесть суток пойдешь, благо, начальник разрешил, - сказал первый жандарм, - Ну что, сама пойдешь или, как обычно, под руки тащить?

– Сама пойду, - тихо ответила София.

2 ноября Софию вернули в камеру. Девушка слегка отошла от шока и несколько пришла в норму. И, что больше всего радовало Софию, как ей показалось, к ней полностью вернулся рассудок, который периодически уходил во время обучения в Смольном.

«Вроде бы все вернулось обратно, на свои места», - думала девушка, - «Хоть бы надолго это осталось со мной, а то совершенно не хочется как в Смольном нести что попало, не понимая, стоит это говорить или нет. Это ж только надо было придумать, у классной дамы попытаться сигареты стрельнуть. Хорошо, что не у бабы Ани, иначе бы влетело по полной программе, к начальнице бы явно повела».

София выглянула в окно. Снег уже потихоньку начал покрывать землю, однако, твердый покров еще не установился.

«И даже зимы толком не увижу. Разве что через окошко», - подумала девушка и вдруг пришла к мысли, которая ее шокировала, - «И не увижу в ближайшие пятнадцать лет, потому что примерно полгода я уже отсидела».

От этой мысли Софии снова стало плохо, девушка упала на постель и заплакала. Спустя некоторое время София решила взять себя в руки.

«Надо как-то адаптироваться к новым условиям», - подумала девушка, - «Как говорят, человек не собака, ко всему привыкнет. И я со временем привыкну, надо только как-то перестроиться».