От маминой звездочки в государственные преступницы

Марфа В.

– Видать, рано тебя из Петропавловки выпустили, - в сердцах сказал Георгий Сергеевич, - Соня, ты, конечно, прости за такие слова, но на Нерчинские рудники бы тебе поехать. Помыла бы золото лет так пять, может, по-другому бы заговорила, образумилась бы наконец. Но это так, мысли вслух, сама понимаешь, что амнистия вступила в законную силу, да даже если бы и не вступила, я бы все равно о таком ходатайствовать бы не стал.

– Да ничего страшного, я понимаю, почему вы так думаете, - ответила София, - Не волнуйтесь, у меня здесь условия еще

похуже, чем в Петропавловке. Начальница с классной дамой постарались, даже отдельную комнату мне определили. Чтобы на остальных девочек плохо не влияла.

Поговорив еще немного, Георгий Сергеевич ушел. А на душе девушки стало еще тоскливее, она захотела к своим детям и начала думать, когда бы можно было к ним сбежать.

Наступили выходные, которые не принесли Софии никакой радости. Девица скучала, слонялась по коридорам, а большую часть времени проводила в лазарете у Геннадия. Чтобы снизить подозрения, всем она говорила, что хочет научиться основам профессии сестры милосердия и поэтому старается чаще быть в лазарете.

– Геннадий, а ты уверен, что та самая Американская мануфактура дает стопроцентную гарантию? – осторожно начала разговор София.

– Ну сто процентов не может дать никто, но девяносто девять – вполне возможно. А к чему ты это спрашиваешь?

– Понимаешь, тут у меня сомнения некоторые возникли… Хотя ладно, не будем об этом.

– Нет, Сонечка, раз начала – говори все до конца. Какие сомнения? Регулы пропали?

– Да, - сказала София и опустила глаза. Потом подумала с минуту и добавила, - Знаешь, я хочу быть честной с тобой до конца. Тут один случай был…

С этими словами София рассказала эпизод в полиции и то, что ей предложил Сергей.

– Ты уж прости, но другого выхода у меня не было. А теперь обращаюсь к тебе как к доктору: может, травку дашь? Чтобы выпил – и все. Ну сам понимаешь.

– Соня, вероятно, ты с ума сошла. Откуда такие травки в институте благородных девиц? Это какое-то средневековое варварство, травки пить. А потом от кровотечения умереть нет желания?

– Хорошо, я все поняла. Слушай, ты же врач, вас в институте учили много чему, ты грамотнее бабок… - девушка замялась и умолкла.

– Спасибо на этом, - пошутил Геннадий, - Так что же ты молчишь, говори. А то я спать ночь не буду, догадки придумывая.

– Слушай, если бабка может маленько подшаманить и решить мою проблему, то я прошу тебя как дипломированного доктора, помоги мне. Ну ты понимаешь, можно же не обязательно травку пить, а другие способы есть.

– София Львовна, вы умолкайте, иначе я ваши рассуждения классной даме поведаю, пусть работу с вами проведет о недопустимости таких речей. Ваша задача сейчас – думать, как вы будете свое положение скрывать и что с ребенком по окончании института делать будете, с собой его в ссылку брать, или новых родителей искать, а не всякой ересью страдать. Кажется, у вас скоро ужин, возвращайтесь в дортуар.

– Какие новые родители? – сказала София, - Бирюковым третьего

младенца воспитывать уже тяжело будет, а вы, Геннадий Григорьевич, как я поняла, тоже не горите желанием взять на воспитание ребенка, у которого отец неизвестен. Поэтому придется с собой брать, за тридевять земель от нормальной жизни. Ладно, не буду вас задерживать, пойду в дортуар.

После ужина София снова пришла в лазарет.

– Что-то произошло, мадемуазель Собольникова? – спросил ее доктор, - Вам нездоровится?

– Геннадий, ты не сердись, я все поняла. Всё, все неправильные мысли из головы выброшены, тема закрыта навсегда. В конце концов, ребенка Бирюковым подброшу или матери Алексея. Пожалуйста, не обижайся на меня.

– Хорошо, больше не будем вспоминать об этом. А насчет ребенка – не волнуйся, что-нибудь придумаем. У тебя какие планы на жизнь после института?

– Честно говоря, никаких. Потому что не от меня все зависеть будет. Наверное, в ссылку на Север поеду. Или сбегу, но тогда ясно дело, что в Москве оставаться будет нельзя, надо куда-нибудь уезжать. Только бежать за границу, наверное, это самый лучший вариант.

– Со временем, что-нибудь выяснится. Ты, главное, не волнуйся.

– Надеюсь. Ладно, уже поздно, пойду в дортуар, пока наша баба Нюра меня не хватилась.

Однако, сразу после разговора с Геннадием, в голову Софии пришла небанальная идея – рассказать мадам Пуф, что она в положении.

«Может быть, хотя бы это заставит ее накапать мадам Елизавете на мозги и меня наконец-то отчислят», - подумала София.

Слегка поколебавшись, София постучала в дверь мадам Пуф.

– Разрешите, мадам, - сказала София и сделала книксен, - Мадам, я хотела сказать, что я беременна, поэтому прошу меня отчислить из института. Я думаю, мое аморальное поведение не может служить хорошим примером остальным девочкам и мне не место среди благородных девиц.

София замолчала в ожидании реакции классной дамы, которая явно была в шоке от этой новости.

Однако реакция мадам Пуф удивила Софию – та совершенно не поверила девушке:

– И как не стыдно Вам, mademoiselle, так открыто и нагло лгать мне прямо в глаза? Ви считайт, что я слепа и ничего не вижу? Прекратите наговаривайт на себя. Вы покинете это здание как только окончите обучение, как того требует приказ, и ни минутой ранее!

– Не верите, мадам? Хорошо, я прямо сейчас пойду в лазарет, и пусть доктор подтвердит мои слова, - сказала девушка.

В лазарете София обратилась к Геннадию:

– Добрый вечер, - сказала она и сделала книксен, - Господин доктор, я очень прошу вас осмотреть меня и подтвердить, что я действительно беременна, а то классная дама мне отказывается верить на слово.

У Геннадия полезли глаза на лоб от такого заявления.

– Что на этот раз ты устроила? – шепотом спросил он Софию.