От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое

Никонов Вячеслав

Посол Соединенных Штатов во Франции каждую неделю слал тревожные сообщения в Белый дом. Генерал Хойт Ванденберг, директор CIG, предупреждал Трумэна, что КПФ сможет захватить власть в любое время.

Под эгидой американских и британских спецслужб во Франции была создана секретная армия под кодовым названием «Голубой план» (Blue Plan), чьей задачей было тайно и, если потребуется, насильственно предотвратить приход к власти КПФ.

Смена западной дипломатической команды и бомба

В конце января со Сталиным с разницей в два дня прощались послы США и Великобритании – Гарриман и Керр, с чьими именами было связано сотрудничество военных лет.

Гарриман 20

января провел прощальное совещание на Моховой. Его наказ подчиненным был весьма жестким: урегулирования с СССР не предвидится, но «русские пока недостаточно сильны, чтобы пойти на открытый разрыв, и потому следует твердо отстаивать наши интересы в противовес русской политике».

Поздним вечером того же дня он нанес прощальный визит Молотову:

– Трумэн просил меня выехать в США через Дальний Восток. Поэтому в ближайшие дни еду в Чунцин, где встречусь с генералом Маршаллом. Из Чунцина проследую в Токио, там повидаюсь с генералом Макартуром. Вероятно, заеду также в Корею. Ну а затем вернусь в США для доклада Президенту. Могу Вам конфиденциально сообщить, что по возвращении подам в отставку, которая будет принята.

Молотов не выразил эмоций на этот счет:

– Я знаю из сообщений печати, что Вы дали согласие остаться на дипломатической работе только до конца войны. Кстати, Керр тоже уезжает из Москвы. Вы там с ним не сговорились часом?

– Нет, для меня уход Керра с поста посла явился неожиданностью.

– Оставляете ли Вы совсем дипломатическую работу? – поинтересовался Молотов творческими планами Гарримана.

– Не знаю, чем займусь после возвращения в США.

Молотов признался:

– Я пожалел бы, если бы ряды дипломатов поредели в результате Вашего ухода с дипломатической работы.

– Возможно, президент назначит меня в один из правительственных органов. Однако я не отстраняюсь совсем от дела взаимоотношений между Советским Союзом и США – от дела, которое стало столь близким моему сердцу. Конечно, я буду заниматься политической деятельностью, если Президент даст соответствующее назначение. В свое время Рузвельт послал меня в Англию, где пришлось заниматься вопросами, имеющими непосредственное отношение к войне. В то время я близко познакомился с Черчиллем и Иденом, а также с Эттли и Бевином. И, как Вы, конечно, помните, я приезжал в Советский Союз с первой англо-американской миссией во главе с Бивербруком. А позже снова приехал в Советский Союз в 1942 году вместе с Черчиллем.

– Советское правительство очень хорошо это помнит. Та полезная роль, которую Вы сыграли, не вызывает сомнений у друзей Советского Союза и США.

Гарриман поблагодарил Молотова «за многочисленные любезности, которые он ему оказал»:

– Между нами бывали очень откровенные беседы, и тем не менее мы всегда оставались друзьями.

– Мы, естественно, иногда спорили друг с другом, но находили общие решения, – согласился Молотов.

Гарриман сообщил о серьезной болезни Гопкинса. Молотов отреагировал:

– Как мне казалось, болезненный Гопкинс обладает, тем не менее, большим запасом внутренних сил.

– Гопкинс болен сейчас серьезнее, чем раньше, и не может играть прежней роли. Об этом, конечно, приходится сожалеть, так как Гопкинс был большим другом Советского Союза.

Это было так. Затем перешли к делу.

– Сталин просил, чтобы я принял Вас, – пояснил Молотов. Генералиссимус сейчас всецело занят вопросами избирательной кампании.

– Но Трумэн просил меня встретиться с генералиссимусом Сталиным до отъезда, чтобы ознакомиться с его пожеланиями в части советско-американских отношений, в особенности в вопросах Дальнего Востока.

– Советское правительство в своей политике по отношению к Китаю остается на почве последнего Коммюнике трех министров, то есть хочет, чтобы Китай избежал гражданской войны, и чтобы он пошел по пути демократизации и объединения внутренних сил.

Дела в Китае сейчас как будто идут неплохо, – заметил нарком.

– В какие сроки будут отводиться советские войска из Маньчжурии по мере вступления туда китайских войск?

– Эти сроки установлены и по возможности они будут выдержаны.

Затем разговор переключился на Японию. Сначала вспомнили о суде над японскими военными преступниками. Тема возникла в начале января, когда американский госдепартамент поставил вопрос об участии представителей СССР в Международном военном трибунале для суда над главными военными преступниками Японии. Лозовский 10 января ответил, что Москва «в ближайшие дни доведет до сведения государственного департамента фамилии судьи и обвинителя от Советского Союза в вышеуказанный Международный Военный Трибунал. О сроке открытия судебного процесса советское правительство предлагает договориться дополнительно, после того как представители стран, участвующих в Международном военном трибунале, ознакомятся с обвинительным актом».

Реакции не было, и 12 января Лозовский пригласил Кеннана и сказал ему, что «у советской стороны возникли вопросы: 1. Нам хотелось бы иметь обвинительный акт, который подготовила американская сторона. Мы хотели бы иметь список главных военных преступников Японии, которых Американское Правительство и генерал Макартур считают необходимым предать суду Военного Трибунала». Получив ответ, НКИД 18 января довел до сведения американского посольства: «Советское правительство назначило в Международный Военный Трибунал в Токио для суда над главными японскими военными преступниками в качестве обвинителя от Советского Союза – доктора юридических наук, посланника С. А. Голунского и в качестве судьи – члена Военной Коллегии Верховного Суда СССР генерал-майора юстиции И. М. Зарянова, которые выезжают со своими сотрудниками из Москвы в Токио в ближайшие дни».

Молотов подтвердил Гарриману, что обвинителем от Советского Союза в судебном процессе над японскими военными преступниками назначен Голунский.

– А кто является представителем Советского Союза в Дальневосточной Комиссии? – спросил посол о судьбе неработавшего органа.

– Представителем в Дальневосточной Комиссии является Громыко, которого, в случае его отсутствия, будет замещать Новиков, временный поверенный в делах в Вашингтоне.

В это время уже были готовы пространные директивы для Громыко, которые он получит 24 января. Там, в частности, говорилось: «Члену Союзного Совета для Японии от СССР во всей своей работе иметь в виду, что из условий Потсдамской декларации, Протокола капитуляции и Общего приказа № 1 вытекает, что Япония должна быть полностью разоружена и ее военно-промышленный потенциал уничтожен. Вместе с тем следует учесть, что ни Правительство США, ни Командование американских оккупационных войск в Японии не проявляют стремления к решительным шагам для осуществления этих задач. Нужно обратить особое внимание на то, что японский офицерский корпус американцами не пленен, находится на свободе и фактически по-прежнему сохраняется. Оставление японского офицерского корпуса представляет явную угрозу сохранению мира на Дальнем Востоке и, несомненно, может быть использовано агрессивными элементами против Советского Союза.

Необходимо поэтому предпринять все меры к тому, чтобы ликвидировать все пути и лазейки, направленные к сохранению и восстановлению японского офицерского корпуса как основы японского милитаризма и агрессии». Миссия была из разряда невыполнимых.

Гарриман меж тем продолжал в разговоре с Молотовым японскую тему:

– Я представил свои рекомендации правительству США и надеюсь, что решение по ним последует в течение ближайших дней. Между прочим, я рекомендовал, чтобы Макартур обращался с советскими представителями в Японии лучше, чем советские представители обращаются с американскими в Бухаресте, где они лишь один раз консультировались.