Отчий дом. Семейная хроника
Шрифт:
Уже в самом обличении, ругательстве и разрушении — была боевая революционность, и потому Максим Горький оказался желанным для всех революционных партий. Партийная революционная интеллигенция начала охотиться за Горьким [386] . Горький стал напоминать Пенелопу, окруженную женихами-соперниками [387] . Каждый жених имел своего бога и веру и стремился окрестить в нее талантливого писателя. Горькому только оставалось, подобно князю Владимиру Киевскому, выбрать веру по своему вкусу и разумению [388] . Но тогда Горький еще плохо разбирался в вере, а по темпераменту своему больше «пел песни безумству храбрых…» [389] .
386
Взять
387
Согласно мифу, жена Одиссея во время его двадцатилетнего отсутствия была настойчиво осаждаема многочисленными женихами. Уклоняясь от выбора нового мужа, она откладывала решение под предлогом того, что должна соткать погребальный саван для свекра, и, работая днем, ночью распускала готовую ткань, обманывая таким образом женихов.
388
Отсылка к легенде, по которой князь Владимир выбирал новую государственную веру, призвав к себе представителей разных вероисповеданий (римских католиков, мусульман, хазарских иудеев и греческих христиан) и расспрашивая их о достоинствах их веры. Последовательно отвергнув католичество, ислам и иудаизм, князь остановился на христианстве.
389
Отсылка к «Песне о Соколе». Прав.: «Безумству храбрых поем мы песню!..»
Вронч-Вруевич имел от Ленина поручение «завоевать» Горького: он из низов, из пролетарской среды, он — гордость рабочих и по роду-племени должен принадлежать идеологам рабочего класса, тем более что песенка народников спета, а марксизм победно шествует.
Марксистский жених нашептывает Пенелопе соблазнительные слова:
И будешь ты царицей мира, Подруга вечная моя! [390]И вот тщеславный босяк уже написал нового босяка, который глаголет словами марксистского катехизиса.
390
М. Ю. Лермонтов. «Демон» (1837). У Лермонтова: «И будешь ты царицей мира, Подруга первая моя». Однако именно так эти слова звучат в арии Демона в опере А. Рубинштейна (либретто П. А. Висковатова).
— Существуют законы и силы… Как можно им противиться, ежели у нас все орудия в уме, а ум тоже подлежит законам и силам? (Разумей: сознание определяется бытием, а не бытие — сознанием! [391] ) Значит — не кобенься, а то сейчас же разрушит в прах сила! (Разумей: приходится принять марксистскую веру!)
Во всех штатах приготовлялись к путешествию на Светлое озеро, ко Граду Незримому Китежу…
По вечерам на террасе о чудесах разговаривали. Откуда такая легенда в народе взялась и почему в нее так простой народ верит? Павел Николаевич старался каждое чудо объяснить самым простым образом. Например, чудо насыщения пятью хлебами пяти тысяч человек [392] на озере Генисаретском он толковал так: у всех был припрятанный за пазуху хлеб, и всем стало стыдно, когда Христос начал делить последние пять булок. Ну вот и стали свои запасы вытаскивать, и оказалось, что все наелись, да еще и остатки получились. Чудо в Кане Галилейской [393] разъяснял еще проще: все перепились, тогда хозяин разбавил водой остатки вина, и пир продолжался. А спьяну эту смесь пили за вино, да еще и похваливали! И теперь, когда говорили о чудесной легенде, Павел Николаевич высказал трезвый взгляд:
391
Из предисловия к «К критике политической экономии» (1859) К. Маркса: «Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание».
392
Чудо, явленное Иисусом Христом во время проповеди в пустыне, когда он сумел насытить всех
393
На брачном пиру апостола Симона Кананита в Кане Галилейской Иисус Христос сотворил первое чудо: превратил воду в вино (Ин. 2, 1–11).
— Возможно, что и был такой городок Китеж, а потом почва опустилась, образовалось озеро. Возможно, и то, что случай этот совпал с татарским нашествием… Хорошо бы спустить воду из этого озера и произвести археологические раскопки…
Наташа недовольна:
— А как же говорят, что и теперь колокольные звоны праведные люди слышат?
— Возможно. Галлюцинация слуха. Наши глаза и уши — инструменты весьма несовершенные. Наш взгляд на небеса, например, коренным образом изменился с изобретением оптических инструментов. Раньше думали, что земля с небом сходится: «пряжу девоньки прядут, прялки на небо кладут!». А теперь небесная сказка развалилась, как карточный домик.
— Разве можно верить в Бога и не верить в чудеса? — прошептала Наташа, устремляя затуманенный взор в пространство.
— И в Бога верить не обязательно! — сердито скороговорочкой воткнула в разговор акушерка, пустив из ноздрей два облачка табачного дыма.
— А помните, что сказал Вольтер? — заметил Павел Николаевич. — Если бы Бога не было, то следовало бы его выдумать [394] .
Тут вмешался Костя Гаврилов:
— Вот его и выдумали правящие классы с попами, чтобы держать народные массы в своей власти.
394
Из стихотворного «Послания к автору книги о трех самозванцах» (1769) французского писателя-просветителя Вольтера (наст, имя Франсуа Мари Аруэ; 1694–1778). Будучи деистом, он не отрицал самого существования Бога, полагая, что религиозность необходима непросвещенному народу как способ морального обуздания.
Наташа обиделась, голос ее задрожал:
— Наплевать мне на ваши массы, я сама для себя верю в Бога!
Павел Николаевич тоже возразил:
— Идея Верховного существа живет в душе народов с незапамятных времен, молодой человек. Жила и в те времена, когда еще ни буржуазии, ни пролетариата и в помине не было…
Акушерка поставила вопрос ребром:
— Да сами-то вы, Павел Николаевич, неужто верите в эти сказки?
Павел Николаевич смущенно пожал плечами:
— Как вам сказать… Интеллигентный человек, конечно, не может веровать в той форме, в которую укладывает веру религия, не может верить так, как верует, например, мужик, но…
Павел Николаевич начал длинное разъяснение. Выходило так, что ему, как образованному человеку, можно обойтись без религии и всегда носить в душе незримого Бога, а вот простому человеку это недоступно, ибо он не способен к отвлечениям и нуждается в видимых формах…
Наташа опять обиделась:
— Значит, я — неинтеллигентный человек… — шепнула она.
— Отнимите у народа религию, и он обратится в скота!
Акушерка пыхнула дымом прямо в физиономию Павла Николаевича:
— А вот мы хотим и для мужика такого же сознания, как для всех прочих.
Акушерку поддержал Костя Гаврилов:
— Мы хотим это пугало с буржуазного огорода совсем убрать!
— И свое поставить? Опасный опыт. Вон Великая Французская революция попробовала Бога упразднить, да ничего не вышло. Пришлось признать Высшее существо взамен сооруженного храма Разуму… [395]
395
Намек на отказ от идей Просвещения и признание Божественного начала в мире некоторыми деятелями XVIII в.
— Мы, марксисты, этого не допустим! — пискнула Ольга Ивановна, и этот писк был так неожидан и решителен, что последовал веселый взрыв хохота.
А потом Костя Гаврилов, нахмуря лоб, заявил:
— Покуда массы верят в незримый град Китеж, они непригодны к революции. Надо с корнем вырвать веру в эти сказки.
— Что же останется? Темное звериное дикарство?
— Лучше пустое место. На пустом месте можно что угодно выстроить.
— Вместо Бога Маркса хотите поставить?
— Веру в социализм.
— Вместо града Китежа — коммуну?
— Да, коммуну! Наш Светлояр — рабочий класс, а град Китеж — социализм…
— Зачем же вы в таком случае собираетесь ехать? Вам с Ольгой Ивановной нечего там делать, — недружелюбно сказала Наташа.
Коля Гаврилов переглянулся с Ольгой Ивановной и сердито ответил:
— Конечно, не звоны подземные слушать!
— Мы не с вами… Мы странниками…
— Знаю, знаю! Вы — с Гришей хотите… Они с Ларисой на телеге поедут…