Отчий дом. Семейная хроника
Шрифт:
— Скоро это кончится. Отвоюем свободу слова и совести!
Приходил брат Григорий с отчетом, с грудой всяких документов, расписок, тетрадочек. Голова Павла Николаевича была полна вопросами государственной важности, а тут надо было погружаться в болото таких мелочей и дрязг, что становилось тошно. Считай копейки, читай всякую ерунду, нацарапанную безграмотной корявой мужицкой рукой! Время ли заниматься такими пустяками?
— Бросим, Гриша! Не могу. После разберемся. Я вам верю и… вообще не стоит тратить времени…
Получил от брата какие-то четыреста двадцать три рубля и восемьдесят девять копеек, положил их застенчиво в боковой карман и сказал:
— По нашим временам я и этого не ожидал…
Приезжали в Никудышевку друзья и единомышленники, всегда радостные и возбужденные, с самыми невероятными новостями, планами, надеждами, обсуждали, что лучше —
Ведь уже запахло конституцией: министр Святополк-Мирский подал царю доклад с проектом указа о различных политических вольностях, о привлечении в Государственный совет выборных представителей от народа, о даровании полной свободы вероисповедания!..
Прежде чем ехать в «центры» для участия в политической работе, необходимо было сорганизовать все местные силы Симбирской губернии, сговориться со всеми насчет политической платформы.
Павел Николаевич, не распутавши запутанных дел хозяйства, все бросил и сперва направился в Алатырь, а оттуда в Симбирск…
Только накануне отъезда из отчего дома он с удивлением увидал, что в галерее бабушкиных предков неблагополучно: трех предков не хватает! По расследовании оказалось, что они похищены родным сыном, любимцем Павла Николаевича Петром…
— Однако! — произнес Павел Николаевич и, снявши со стены всех уцелевших, запер их в своем кабинете.
А дорогой, покачиваясь в тарантасе, думал под звон колокольчиков о Петре: талантливый шалопай! Черт его знает, в кого он уродился. Сделал тут предложение девице Тыркиной и, не женившись, поехал добровольцем на войну, а предварительно украл три портрета. Получил Георгия и ныне раненый лежит в великосветском госпитале в Петербурге и снова собирается жениться, на этот раз на сестре милосердия, дочери одного из царедворцев… Вместо честного гражданина получился типичный авантюрист! Полная неожиданность…
Павел Николаевич надолго скрылся с никудышевских горизонтов…
Политические события держали Россию в непрестанном возбуждении. Шла война на двух фронтах, внешнем и внутреннем. На первом — с явно клонившейся победой на сторону японцев, на втором — на сторону врагов самодержавия… Царь пребывал в боязливом колебании, не решаясь окончательно встать на ту или другую сторону, чтобы действовать быстро и решительно. Он не мог взвесить силы борющихся. Где правда и где сила? Душа его трепетала в смене настроений, рождаемых советами и угрозами обеих сторон.
В ноябре 1904 года он собрал совещание министров и некоторых особо приглашенных высших чиновников для рассмотрения доклада министра Святополк-Мирского с проектом указа, от которого пахло конституцией. Всего больше пугал царя в этом докладе пункт, в котором проектировались выборныелюди, их участие в законодательстве. Царь пожелал выслушать по этому вопросу… развенчанного им Витте!
Это указывало на полную растерянность государя.
Витте сказал откровенно: организованное участие выборных от народа лиц в законодательстве есть несомненный шаг к конституции.
Большинство этого совещания, уклоняясь от прямого ответа, все-таки поддерживало принципы доклада Святополк-Мирского о необходимости обновления внутренней политики в сторону соглашений с общественным мнением…
Царь искренно желал всяких реформ только без конституции!
И вот нерешенный вопрос по желанию царя очутился в Комитете министров, в котором председательствовал Витте. Мало того, царь поручил ему составить проект указа о реформах. Витте составил и подал государю этот указ. Царь прочитал указ и снова заговорил о страшном пункте.
— Если, Ваше Величество, находите, что представительный образ правления для Вас неприемлем, то, конечно, неприемлем и этот пункт, но если…
— Да я никогда и ни в каком случае не соглашусь на представительный образ правления, ибо считаю его вредным для вверенного мне Богом народа!
Страшный пункт был вычеркнут.
Все это происходило в присутствии великого князя Сергея Александровича, экстренно прибывшего из Москвы спасать «самодержавие, православие и народность» на помощь Победносцеву. Ведь выборные представители, восстановление какой-то попранной законности, новые законы в пользу иноверцев и сектантов, проектируемая веротерпимость — все это почиталось ими за потрясение всех устоев государства.
И вот 12 декабря 1904 года появился, наконец, царский указ о грядущих реформах [595]
Разочарованные конституционалисты назвали этот указ «конституцией без головы»… [596] Враги всяких либеральных реформ снова почувствовали себя именинниками.
Но прошло 10 дней, и злорадно возликовала передовая интеллигенция: генерал Стессель постыдно сдал крепость Порт-Артур японцам… [597]
595
Имеется в виду Высочайший указ «О мерах к усовершенствованию государственного порядка» от 12 декабря 1904 г., обещавший расширение прав земств, страхование рабочих, эмансипацию инородцев и иноверцев, устранение цензуры, но при непременном сохранении самодержавия.
596
Первые либеральные политические организации («Союз освобождения» и «Союз земцев-конституционалистов») возникли в 1903 г. и предусматривали умеренные политические преобразования (конституционная монархия и демократические свободы), заложив своей деятельностью основу для создания партии кадетов (конституционно-демократической партии), которая оформилась позже на учредительном съезде 12–18 октября 1905 г.
597
Крепость выдержала шесть штурмов, но вопреки мнению Военного совета крепости 23 декабря 1904 г. генерал барон А. М. Стессель (1848–1915) заявил о ее капитуляции. В 1907 г. он предстал перед военным трибуналом, который приговорил его к смертной казни за сдачу порта, позже приговор был заменен десятилетним заключением, но уже в мае 1909 г. Стессель был прощен царем.
Политические небеса нахмурились, со всех горизонтов поднимались грозовые тучи.
И вот страшный громовый удар над столицей: Кровавое воскресенье 9 января. [598]
Нельзя сказать, чтобы этот удар был в Петербурге неожиданностью как для властей, так и для населения, ибо еще накануне по рукам и учреждениям ходила копия письма рабочих к царю:
Государь! Мы, рабочие и жители Петербурга, наши жены, дети и престарелые родители, идем к Тебе искать правды и защиты. Тут мы надеемся найти последнее спасение. Не откажи же в помощи Своему народу, выведи его из могилы бесправия, нищеты и невежества, дай ему возможность самому вершить свою судьбу! Разрушь стену, воздвигнутую между Тобой и Твоим народом! Взгляни без гнева внимательно на наши нужды, они направлены не ко злу, а к добру как для нас, так и для Тебя, Государь! [599]
598
Разгон и расстрел мирной демонстрации народа послужил началом Первой русской революции 1905–1907 гг. 9 января 1905 г. рабочие направились к царю с петицией, составленной участниками «Собрания русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга» и содержавшей просьбы об улучшении их материального положения, а также политические требования: созыв Учредительного собрания на основе всеобщего голосования, введение демократических свобод и др. В результате действий правительственных войск погибли 1200 и были ранены около 5 тысяч человек. После этого началось строительство баррикад и вооруженное сопротивление народных масс.
599
Чириков цитирует близко к тексту обращение к государю. Точное начало: «Государь! Мы, рабочие и жители города С.-Петербурга разных сословий, наши жены и дети, и беспомощные старцы-родители, пришли к тебе, Государь, искать правды и защиты. Мы обнищали, нас угнетают, обременяют непосильным трудом, над нами надругаются, в нас не признают людей, к нам относятся как к рабам, которые должны терпеть свою горькую участь и молчать. Мы и терпели, но нас толкают все дальше в омут нищеты, бесправия и невежества, нас душат деспотизм и произвол, и мы задыхаемся. Нет больше сил, государь. Настал предел терпению. Для нас пришел тот страшный момент, когда лучше смерть, чем продолжение невыносимых мук…».