Отдай, детка! Ты же старшая!
Шрифт:
— Ммм! — протянул он, поводя носом над дымящимся, аппетитно пахнущим бешбармаком. — Мечта!
Раздались резкие шаги и в кухню вплыла опухшая, заплаканная Элька.
— Чем это у вас пахнет? — засопела она.
— Бешбармак будешь? — спросила больше для проформы Даринка, потому что знала: сестра поесть любит, и поэтому уже накладывала ей хороших размеров порцию.
Элька, тут же забыв вековые страдания, уселась за стол и принялась с огромным аппетитом завтракать, сразу вылавливая из — под вареного теста большой кусок ароматного сладковатого мяса:
— Кусно! —
А через полчаса, уже попивая кофеек и качая ногами, Элька вполне бодрым голосом рассказывала, «какой все — таки Володька гад», и придумывала, как она страшно отомстит ему буквально завтра. Слушая сестру, Даринка отстраненно кивала, моя за отцом, матерью и мелкой жирную посуду. Бешбармак, судя по всему, удался.
Отлично провела время, блин! По — другому не скажешь! Зато Горянова наслушалась много нового, прямо ликбез получила: изобретательная на всякие гадости сестра на этот раз просто фонтанировала идеями на тему «Как сделать жизнь бывшего невыносимой». И для претворения одного из гениальных планов в жизнь Эльвире срочно потребовалось совершенно новое платье, которое в июле Даринка привезла из Италии и еще ни разу не надевала.
— Что значит, где лежит? Висит у меня в шкафу, еще не распакованное, — искренне возмутилась Даринка на вполне обычную для Эльки фразу «возьму твое». — Но какое отношение МОЕ новое платье имеет к твоему гениальному плану? Если хочешь, я дам тебе денег, пойди и купи себе что — нибудь сногсшибательное, но…
— Доченька, — истерично вмешалась мама, — ты опять за свое? Неужели так трудно уступить. У сестры сейчас очень трудный период!
— У Эльвиры всегда трудный период, мам! Это ее нормальное жизненное состояние, — Даринка честно пыталась не слить первый тайм.
Но в ход уже пошла тяжелая артиллерия: Елена Артемовна скорбно поджала губы:
— Неужели какое — то платье тебе дороже родной сестры?
— Нет, не дороже, — огрызнулась Даринка, — просто все, что попадает Эльвире Александровне в загребущие руки, имеет волшебную особенность погибать смертью храбрых.
Мелкая фыркнула, а мама снова патетически воскликнула:
— Ты преувеличиваешь, Дарина, так нельзя!
— Я! Преувеличиваю?! Да ладно! Может, освежим память? — и Горянова обратила взор следователя по особо — опасным делам на мелкую интриганку. — Элечка, а где моя машина?
Элька скромно опустила глазки вниз. Сама робость! Паинька!
— Она не виновата, что ее прижал грузовик. Такое со всеми бывает! — защищала дочь Елена Артемовна.
— Конечно, бывает, — согласилась Даринка, — если ехать и болтать, прижимая телефон к уху плечом, и при этом перестраиваться с крайнего правого ряда в крайний левый, предварительно забыв включить поворотник. Странно, не находите? Но если не нравится этот пример, давайте возьмем следующий. Сообщи, Элечка, какова судьба моей новой норковой жилетки, которую ты взяла на один раз «просто померить»? Что молчишь? А судьба коллекционной сумочки от Alexander MсQueen? Мне продолжать?
Эльвира
— Ты идиотка! Опять повелась! Ничему тебя жизнь не учит! — кричала на себя в подъезде Даринка, яростно спускаясь по ступенькам с двенадцатого этажа. Новое итальянское платье в тот же вечер с курьером было доставлено Горяновой Эльвире Александровне в собственные руки.
Глава 7
Стоически пережив очередное семейное поражение, Дарина решила компенсировать его угарным загулом. Сегодня к Ивану подумала не ехать, ибо настроение было отвратительным, так зачем же его портить любимому. Решая, с кем бы пойти в клубешник и потанцевать, вдруг с ужасом поняла, что, собственно, и не с кем: Олька, лучший друг и соратник, сейчас с мужем вся в земле, выкапывает картошку; Танька, лихая подружака с юности, недавно вышла замуж и у неё пока стойкая непереносимость мужниного отсутствия; Светка в командировке, Наташка на сносях. А с другими хорошими знакомыми сегодня было бы некомфортно — слишком изменчивое сейчас у Даринки состояние.
— Да что ж за фигня — то! — расстроилась Горянова.
Но от идеи — потусить — не отказалась. Одна странная мысль стукнула ей в голову, и вот уже Даринка набирала номер Савелова.
— Роман Владимирович! Мое почтение! Простите, что беспокою в воскресенье, но дайте мне, пожалуйста, телефон Лилии Павловны.
— Горянова? Ты что это? Уф! Первый раз мне в воскресенье звонишь… Я вообще-то сейчас в полном ню, вышел из ванны, весь такой расслабленный. Тут по телефону твой сексуальный голос. Всякие мысли там пришли о шалостях разных, а ты… ты просишь не меня даже, а какую — то левую бабу! — совершенно искренне возмутился он.
— Какую левую бабу? Она не левая! Она теперь наша. Коллектив ее после вашего драматического отъезда принял, так что все, Лилия Павловна запечатлена в наших душах! — довольная привычным савеловским трёпом, Даринка скалилась в трубку. — Телефончик дайте, очень нужно!
— В отдел кадров звони! — отрезал Роман Владимирович, но трубку не бросил, явно ожидая ответа.
Горянова поджала губки и детским голоском попросила:
— Лом, а Лом! Сказы тилифончик! Мне очень нузно, Лом!
— Горянова, ты там в детство впала что ли? Не только мозги, но и совесть растеряла! Хорош дурить!
— Тогда и Вы хорош издеваться! Давайте лилькин телефон, или я уже по- настоящему с Вами, Роман Владимирович, поссорюсь!
— Ой, как страшно! Бегу и падаю! Ладно, записывай, — и он, немного подождав, продиктовал ей номер.
— Неужели по памяти говорили? Быстро! Ну да, телефоны дорогих и нежных лучше помнить! — съязвила Горянова.
— Вот поганка! — засмеялся Савелов. — Ты точно помолодела лет на двадцать: ты ж мне на домашний звонишь, Горянова, а сотовый рядом лежит! Или ты ревнуешь?