Отдай туфлю, Золушка!

Разумовская Анастасия

Марион с досадой отвернулся. Буркнул:

— Нет. Отпусти меня.

— Ну, не зна-аю…

Она присела на подлокотник его кресла и растрепала мужчине волосы. Хмыкнула:

— Ты сейчас такой славный и милый, как образцовый щеночек. Мне нравится.

Марион отдёрнул голову:

— Кара, перестань. Лучше скажи, ты можешь помочь или нет?

Фея взяла бокал откуда-то справа от него, подняла, посмотрела сквозь рубиновое вино на пламя.

— Попробую. Но ничего не обещаю, милый. Всё зависит от могущества той ведьмы, которая его наложила.

Если она слабее меня — смогу. Если нет — вряд ли. Я ведь уже рассказывала тебе, помнишь? снять приворот может либо более одарённая фея, либо тот, кто убьёт приворожившую ведьму, либо… Ну да, истинная любовь. У тебя случаем не завалялось таковой? Нет? Какая жалость!

— Истинная любовь — это сказки, — выдохнул Марион устало. — Ты же знаешь. Убить Синдереллу… Ну…

Кара оживилась:

— Почему нет? Если я притушу колдовскую страсть и дам тебе, положим, время до утра? Вряд ли за смерть бедной сиротинки король очень уж жёстко тебя накажет.

Марион взглянул на любовницу, нахмурился и снова отвёл глаза.

— Ну же, Мар! Любой приворот, по сути своей, это убийство. Бессердечное, безжалостное и очень, ну просто о-о-очень жестокое. Поэтому казнить виновницу это… ну… справедливо, не находишь? Тем более, что это даже не месть, а лишь средство освобождения. Ма-ар? Хотя я лично ничего против мести не имею.

Принц молчал, глядя, как в очаге переливаются пурпурно-оранжево-голубым мерцанием трескучие поленья. Кара вздохнула, снова растрепала его волосы, поцеловала в лоб:

— Бедный, бедный Марион… Вот эта доброта в тебе… мне никогда не нравилась. Можно сложить мадригал или сонет в честь твоего великодушного сердца, но по мне всё это — слюнтяйство. Ты как был глупым толстым мальчиком, так и остался глупым мальчиком. Хотя, признаться, уже не толстым. Твоё тело всегда искупало все твои прочие недостатки. Ладно, убивать проказницу мы не будем. Истинной любви у тебя нет. А, значит, остаётся только верить в моё могущество. Не так ли? Ты веришь?

— Сильнее тебя только Чертополох, — Марион обернулся и прямо взглянул в чёрные, блестящие, словно у белочки, глаза.

— Спасибо, милый. Это так приятно, когда в тебя верят.

Принц осторожно поднял руку, украдкой облегчённо выдохнул.

— Ты же помнишь, что ты всё ещё мне должен? — задумчиво уточнила фея.

— Да. Ты всё ещё не придумала, что именно?

— Пока нет. Но сейчас мой должник снова намерен влезть в долг…Что же мне потребовать у тебя за эту услугу? Как думаешь?

— Хочешь, я на тебе женюсь?

Кара фыркнула, сдерживая смех:

— А должна? Хотеть?

— Ну, в последнее время, все сошли с ума и похоже только этого и хотят.

Марион пожал плечами и откинулся на спинку кресла, потягиваясь. После магической обездвиженности все мускулы неприятно ныли. Кара протянула бокал принцу. Тот взял.

— Никогда не понимала этой одержимости связать себя узами брака, — заметила рыжая фея. — Приятно или нет, выгодно или нет, но это всегда узы. А узы это — цепи и верёвки на твоих руках и ногах. Муж —

это всегда тот, у кого в мозгах засело, что он имеет право повелевать тобой, как служанкой. Каким бы отличным мужчиной ни был человек до свадьбы, но, женившись, он превращается вот в такое… хозяинистое.

— Но я не такой, — возразил принц, задумчиво разглядывая вино.

Кара рассмеялась, снова растрепала его кудри.

— Перестань, — поморщился Марион.

— Извини. Знаю, ты не любишь, но… что поделать! Очень уж они у тебя шелковистые. Так и тянет прикоснуться. Ты — не такой, да. Добрый, милый, очень доверчивый мальчик…

Принц подозрительно принюхался:

— И сколько вина ты выпила, пока ждала, что Золушка уснёт, а я немного приду в себя? С чего тебя понесло в сентиментальность?

— Даже не знаю… Я выпила бутыль… Потом пришёл Офет… И мне пришлось отправить его восвояси несолоно хлебавши, чтобы он случайно не обнаружил в моих покоях беглого несчастного принца… С горя я выпила ещё немного…

— И ты вот так вот запросто отпустила Офета, даже не…?

— Ну… немного мы, конечно, утешили друг друга, но это не совсем то, мой милый… Потом мне было грустно, и я выпила ещё. Ты так стонал, плакал, умоляя отпустить тебя, чтобы тебе хватило времени поваляться в ногах твоей невесты, что мне стало тошно и мерзко, и пришлось заглушить отвращение вином…

— Ясно. Так что ты возьмёшь взамен? В этот раз я, памятуя о прошлом, хочу узнать цену заранее.

Она изумлённо взглянула на него. Приподняла тугую бровь:

— То есть, ты не готов вот прям всё отдать лишь за шанс снять гадкий приворот? И чем же ты не готов мне заплатить?

— Много чем, — усмехнулся Марион. — Например, я не готов отдать тебе свою красоту и… ну, мужскую силу и способность очаровывать девиц. Не так уж много в этой жизни удовольствий, скажу тебе по секрету. Не готов отдать титул принца. Он до крайности удобен в нашем мире. Своего коня — я к нему привык…

Кара смотрела на мужчину с всё возрастающим изумлением.

— Ты меня удивил, — призналась она честно.

— А это случается редко, милая, верно?

— Если я правильно помню теорию приворотов, твои мысли сейчас похожи на раздувших жаб, ворочающихся в грязи магических шёпотков. И ты, вот в этом состоянии, понимая, что утром, когда проснётся твоя невеста, ты снова превратишься в её раба, не готов пожертвовать всей этой чепухой?

— Не готов, — нагло ухмыльнулся Марион и прищурился.

— Значит, ты ещё более глуп, чем я думала раньше, — Кара поднялась с кресла и отошла к окну. Принц внимательно наблюдал за ней. — Что ж. Плата будет невелика. В память нашего прошлого… Ты был хорош.

— Я и сейчас хорош. Назови её.

Фея пожала плечами, отдёрнула штору и выглянула в окно. Гроза проходила мимо, но даже сквозь двойные стёкла доносился шелест ливня.

— Материю на новое платье. Парчу. Ярко-зелёную, словно весенний лес. С вышивкой. С кружевами из Эрталии.

— Всё?