Отмель
Шрифт:
– Слушаю. – Безапелляционный тон. Мужской голос. Заранее осуждающий. Обвиняющий. Это один из них. Коп. Я сбрасываю звонок.
Три месяца назад
Перед тем как Ариэлла приходит ко мне «поговорить», я стараюсь придать кухне как можно более уютный вид. Ванильные свечи и белые розы в невысокой вазе. Холодный кувшин воды со льдом и лимоном. Заварочный чайник на подносе с шоколадным печеньем и колотым сахаром. Сливки для кофе, соевое, миндальное и обезжиренное молоко – пусть выбирает по вкусу. Работает радио, но я его выключаю, услышав назойливую рекламу холодильников за полцены, явно диссонирующую с атмосферой безмятежности, которую я пытаюсь создать. Вместо этого
Все должно выглядеть идеально, чтобы сгладить несовершенство клиента. Такая же атмосфера царит и в моей рабочей студии: тщательный контроль температуры воздуха в помещении; плюшевые подушки, которые клиенты могут тискать, мять и обхватывать руками; пледы, тапочки и салфетки, но только не эвкалиптовые, а с ароматом кондиционера для белья, навевающим ассоциации с домашней стиркой, мамой и детством. Когда Ариэлла звонит в дверь и Джорджия идет ей открывать, я делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание секунд на десять, не зная, чего ожидать. И с чего это я так разнервничалась? Наверное, хочу, чтобы Ариэлла подумала, будто у меня всё под контролем. Ведь каждый хочет, чтобы о нем так думали.
Ариэлла заходит в сопровождении высокого крепкого мужчины, замурованного в темный костюм. На нем солнцезащитные очки, которые он не снимает даже после того, как переступает порог моего дома. Я представляюсь, мужчина кивает, а соседка нервно хихикает:
– Матео считает, что мне нужен сопровождающий.
Сопровождающий. Телохранитель. Охранник. В жизни такого не видела. После этого поддерживать нормальный разговор становится сложно.
Разливается чай, отражение люстры в чашке кружится в вихре пузырьков. Кольцо у нее крупнее моего. Кожа более молодая и увлаженная. Здоровые натуральные ногти, покрытые перламутровым шеллаком. Мы смотрим друг другу в глаза.
– Спасибо, – говорит Ариэлла.
Я не знаю, какого ответа она ожидает, и делаю глоток чая с перечной мятой. В чашке очень удобно прятать лицо. Позади меня за обеденным столом сидит телохранитель, уставившись в смартфон. Может, предложить ему чаю? В жизни не чувствовала себя настолько неловко. Похоже, Ариэлла это замечает и переключает мое внимание на банановый хлеб. Восхищается, какой он нежный и воздушный. Просит поделиться рецептом. Мой взгляд медленно возвращается к гостье.
– Угощайтесь. – Я подвигаю к ней банановый хлеб, она приподнимает плечи и берет ломтик. Откусывает кусочек с довольным мычанием. Ее телохранитель слушает и ждет. Очки у него большие, совсем черные и серьезные, они полностью скрывают глаза. Он хорошо играет свою роль. Ни улыбки, ни словечка; ходячее оружие. Я слегка ерзаю на барном стуле. По-моему, охранники нужны только звездам, членам королевской семьи и миллиардерам.
– Чем занимается Матео? Мне немного неловко, что в тот вечер Чарльз постоянно говорил о себе и Матео так и не удалось рассказать о своей работе.
Ариэлла откашливается, явно без малейшей необходимости.
– Всем понемногу. В основном бизнесом.
– Каким?
Быстрый взгляд через плечо на телохранителя, который, как мне кажется, отвлекся от смартфона.
– Мой муж владеет несколькими ночными клубами и барами.
– Ух ты, здорово. Какими именно?
Едва не поперхнувшись, она роняет изо рта кусочек хлеба, который приземляется на столешницу. Ариэлла смахивает его, прожевывает остальное и отвечает только после того, как проглотила:
– Вы вряд ли о них слышали.
Я смеюсь.
– Ну не знаю. В свое время я была не прочь покутить. Где они находятся?
Она смахивает с лица воображаемую
– В Кингс-Кросс [2] .
– Вот как.
– Своего рода мужские клубы.
Фраза «своего рода» имеет совершенно недвусмысленное значение, и тут явно опущено определение «стрип». Признаваться мне в этом она, конечно, не хочет, считая слишком унизительным. Я делаю очередной большой глоток, обжигая себе язык. Потрясена я лишь потому, что это открытие стало для меня полной неожиданностью. Соседка совсем не похожа на владелицу стрип-клуба. Интересно, зачем им с мужем столько охранников? Впервые постучавшись в их дом, я заметила водителя, двух шныряющих по саду громил, которые все время говорили по телефону, и еще одного в холле. А теперь еще и этот? Личный телохранитель. Может, Матео не простой бизнесмен? Денег у них, видимо, хоть отбавляй. Даже не представляю, сколько должен зарабатывать владелец клуба, чтобы позволить себе персональную охрану. Телохранитель кашляет в кулак, и Ариэлла быстро моргает. Это что, предупреждение? Сигнал? Стоит ему кашлянуть, как она замолкает?
2
Злачный квартал Сиднея.
– А вы? – спрашиваю я, взяв ломтик бананового хлеба. Пульс у меня немного учащается. – Чем занимаетесь вы?
Она пожимает плечом и опускает взгляд в свою тарелку.
– В общем-то, ничем. Надеюсь стать матерью.
– Ну что ж, это прекрасно. – Я не говорю ей, что снова беременна. Срок всего восемь недель, но я уже знаю, что рождение этого ребенка будет иметь колоссальные последствия, которые я пока не готова принять.
Губы Ариэллы сжимаются в плотную тонкую линию. Она задирает подбородок и косится на меня, затем вздыхает.
– Я пытаюсь уговорить Матео завести детей.
Вот почему она здесь. Хочет ребенка, а муж отказывается. Теперь понятно, какую проблему соседка собиралась со мной обсудить, хотя тут я вряд ли помогу. Становиться родителем или нет – личное дело каждого, и я не представляю, как заставить Матео изменить решение. Я уже собираюсь сказать об этом, но тут Ариэлла встает и стряхивает крошки с джинсов.
– Можно воспользоваться вашей ванной?
– Пройдите вон через ту дверь и дальше по коридору. Третья дверь слева.
Охранник тоже встает и топает следом за Ариэллой. Оставшись одна, я качаю головой. Ну и ну. Ходит за ней по пятам. Можно подумать, в ванной притаился киллер, который только и ждет, чтобы устранить Ариэллу. И как ей удается сохранять самообладание, когда каждый ее шаг контролируется службой безопасности? Интересно, телохранитель всегда рядом? В магазинах, на встречах с друзьями, семейных обедах. Впрочем, если королевские особы привыкают к такому, то и она могла привыкнуть. Но все же странно. Явный перебор. Необходимость спокойно принимать присутствие телохранителя, грубо вторгшегося на мою кухню, сбивает с толку. Воздух кажется спертым, удушливым. Банановый хлеб оставляет жгучий привкус на языке. Я отодвигаю тарелку в сторону и вдруг кое-что замечаю.
Под блюдом с банановым хлебом спрятан крошечный сложенный листок бумаги, размером не больше ногтя на большом пальце. Я бросаю взгляд на дверь, через которую они оба вышли, и нервно сглатываю. Это Ариэлла оставила бумажку? Я абсолютно уверена, что раньше ее тут не было. Я ведь опрыскала столешницу чистящим средством буквально за пару минут до того, как гостья с охранником позвонили в дверь. Пульс снова учащается, глаза настороженно смотрят на дверь. Может, это старый чек, завалявшийся ценник или просто мусор. Но отчего так бешено стучит сердце? Я облизываю верхнюю губу, разворачиваю бумажку и понимаю, что никакой это не чек и не ценник. Это записка, выведенная от руки крошечными синими буквами. А в ней – сообщение, от которого у меня захватывает дух.