Отмель
Шрифт:
– Помни: нельзя выкладывать ролик в Сеть, – шепчу я.
Она подмигивает и улыбается:
– Само собой.
Сейчас
Джорджия закончила уборку. Кухня наполняется запахом кофе: домработница готовит его специально для меня, чтобы помочь успокоить нервы. Я беру кружку и делаю долгий глоток, закрыв глаза. Джорджия перечисляет возможные варианты развития событий, но все они звучат смехотворно, например: «К ним просто влезли в дом», «Обычное ограбление, ничего страшного» и «Уверена, миссис Ариэлла в полном порядке». Потом накрывает своей пухлой ладошкой
– Они скоро придут, – бормочу я в кружку. – Полицейские. Придут и начнут задавать вопросы. Будут выпытывать, что мы видели.
По коридору эхом разносятся шаги, и в кухню врывается Чарльз с портфелем в руке. В складках между бровями блестит пот. Я издаю нервный смешок, сама не зная почему. Может, потому, что взгляд мужа кажется чужим и несколько пугающим. Глаза его превратились в круглые черные дыры, словно он под кайфом, только все еще хуже: Чарльза трясет. От страха. Чего же он боится?
– Надо уезжать. Прямо сейчас.
– Чарльз, по-моему, с Ариэллой что-то случилось…
– Послушай меня, Эмма. – Он с громким стуком роняет портфель на пол и хватает меня за плечи, обжигая раскаленными ладонями. Его пальцы впиваются мне в кожу, изо рта веет кислым запахом. Вот тут я пугаюсь всерьез. Чарльз никогда не схватил бы меня так грубо в присутствии Джорджии. Он хочет, чтобы все считали его любящим, заботливым мужем. Хотя, на мой взгляд, он жесткий и холодный, как кусок бетона. – Заберем детей из школы. Возьми с собой только сумочку и ключи. Надо валить отсюда как можно скорее.
Живот сводит спазм. Не понимаю, к чему такая спешка, но, боюсь, это как-то связано с Ариэллой.
– Зачем? Ты ведешь себя нелепо.
Он не отвечает. Мой муж буквально соткан из секретов. Мне вторит Джорджия:
– Зачем, мистер Дрей, зачем?
Он резко поворачивается к ней и тычет пальцем в ее удивленное лицо:
– Никому не говори, что мы уехали, слышишь? Никому, Джорджия.
– Но…
– Нет! Никаких, мать твою, «но»! – Он разворачивается ко мне: – Быстрее, Эмма. Собирайся.
Он рвет и мечет, как никогда прежде. А я вдруг понимаю, что мне сейчас ни за что не вспомнить, где лежат сумочка и ключи. И застываю как вкопанная, заливаясь слезами, словно ребенок, которому не справиться без мамы. Когда Чарльз берет портфель и направляется к выходу, Джорджия в истерике хватает его за руку. Почему нельзя никому о нас говорить? Мы уезжаем из-за Ариэллы? Муж роняет портфель и нагибается его поднять, а я чувствую, что меня сейчас вырвет. Вдруг я права? Таких совпадений не бывает. Сначала переполох у соседей, а теперь вот это. Случилось нечто важное, и вдруг Чарльз как-то в этом замешан?
– Не знаю я, не знаю, где моя сумочка, – лепечу я, снова уставившись в чашку кофе. – Это из-за Ариэллы? Что с ней?
Чарльз в бешенстве носится по дому, пытаясь найти сумочку. Я слышу его шаги то в одной комнате, то в другой. Он хватает какие-то вещи, а я жмусь к Джорджии. Она что-то бормочет по-испански, по пухлым щекам текут слезы. Почему ей нельзя никому о нас говорить? Сумочка висит на спинке кухонного стула, и я упираюсь в нее невидящим взглядом. Ну да, мы почему-то в опасности, но время просто замирает. Я вижу
– Садись в машину.
Три месяца назад
В холле и на этажах пятизвездочных отелей распыляют спрей с характерным запахом, и точно такой же аромат стоит в доме наших соседей. Богатый и землистый, навевающий воспоминания о каникулах в Европе. Я предполагаю, что стол будет либо сервирован в стиле упаднической роскоши (тарелки с золотым ободком, искусственные бриллианты), либо украшен душистыми белыми цветами с непристойно раскрывающимися лепестками. Иными словами, нас ждет либо кричащий блеск Матео, либо приземленность Ариэллы.
Нет ни того, ни другого. Все строгое, белое, стерильное и голое. Еда, приготовленная домашним шеф-поваром и поданная бессловесными официантами, выглядит под стать интерьеру: гребешок на белой шапке мусса, украшенный серебристым листом цикория. Кругом белизна, сплошь белизна и пустота. Мне от этого неуютно. Я смотрю, как Матео подцепляет гребешок ложкой и всасывает целиком, после чего вытирает скользкие губы салфеткой. Мой лежит на тарелке в форме идеально круглой монеты, но я не могу его съесть. По крайней мере, пока. Я отпиваю газированной воды и думаю о записке.
– Чем занимаешься, Эмма? – спрашивает Матео с набитым ртом. – Кроме того, что мелькаешь на страницах светской хроники, конечно.
Это шутка, но в ней слышится намек.
– Она коуч по здоровому образу жизни, – говорит Чарльз.
– Я коуч по здоровому образу жизни. – И могу сама за себя ответить, кретин.
– Притом очень хороший. – Чарльз мне улыбается, но это лукавство. Мы не счастливы, нет, не счастливы, и он не гордится мной. Хватит притворяться. Сколько же всего я хочу сейчас сказать, чтобы его позлить.
– Я поискала тебя в Сети, – сообщает Ариэлла, и Матео тут же поднимает взгляд. Словно не хочет, чтобы его жена пользовалась услугами коуча. Судя по моим наблюдениям, мужчины, которые боятся, что их партнер обратится к коучу, психотерапевту или духовному наставнику, всегда скрывают нечто постыдное. – Ты ведь один из лучших коучей Сиднея. Наверное, работаешь с крупными компаниями?
Я не люблю хвастаться, а потому слегка пожимаю плечами. Да, я действительно работаю с крупными финансовыми компаниями, обучая их персонал созданию безопасной рабочей среды. Мои клиенты – государственные служащие, знаменитости и генеральные директора. Но не только они. Я также помогаю благотворительным фондам, которые занимаются проблемами женского здоровья, домашнего насилия и бедности. Увы, моя жизнь от этого лучше не делается. Люди оценивают успех только по своим связям, компании, в которой работают, дому, в котором живут, и автомобилю, который водят. Никто не видит женщину, плачущую в душе. Не понимает, что значит пить, чтобы напиться. Наесться досыта, когда изголодался. Без устали мчаться вперед, чтобы выжечь накопленную злость.