Отморозки
Шрифт:
– Да отпусти ты его, - наконец махнул он рукой, послушав уговоры друга.
– Хочет идти, пусть идет. Идите, ротмистр, получайте винтовку, патроны и сухарей на дорожку.
Освобожденный пленник ушел. Анненков собирался было спросить у Львова, какого пса товарищ так приставал к этому ротмистру, но тут его присутствие срочно потребовалось у казаков. Те сумели разговорить каких-то местных жителей, и выяснили нечто, что очень заинтересует их командира, или, как все чаще и чаще называли его в 'бригаде' - атамана.
Новости действительно стоили того. Местные рассказали о Ковенском
А вспомнил только вечером, когда увидел сидящих под накинутой буркой Львова и Чапаева. Они молча прихлебывали из фляжки, и Анненков-Рябинин вдруг с удивительной ясностью понял: это кого-то поминают.
– Кто это у нас новопреставился?
– поинтересовался есаул.
Чапаев бросил быстрый взгляд на СВОЕГО командира, и не удостоил есаула ответом. Львов же протянул флягу товарищу и просто сказал:
– Вечная память ротмистру Каппелю...
– Вечная...
– Согласился Анненков и отхлебнул, но тут же поперхнулся, - Кому?!
– Ротмистру Каппелю, Владимиру Оскаровичу, прикомандированному к пятой Донской дивизии, - меланхолично пояснил Львов и протянул руку за флягой.
– Ты или пей, или отдай, а коньяком плеваться грешно.
– Мама дорогая, - только и смог сказать Анненков-Рябинин и сделал большой глоток.
– А что это с ним приключилось-то? Несчастный случай?
– Да уж пулю в затылок трудно назвать счастливым случаем, ты не находишь?
– И кто это его?
– спросил есаул, уже зная ответ.
– Помянем - сказал, помолчав, Львов.
– Я его как мог уговаривал, а он, сука, ни в какую. Ну, разве мог я такого кадра на волю отпустить? Вот мы с Василием Ивановичем и...
– М-да, Василий Иваныч, - усмехнулся Анненков.
– Не будут на тебя каппелевцы в психическую атаку ходить.
– А и неча ходить - согласился Чапаев, принимая из рук есаула флягу.
– Помянем?..
В Ковно входили с трёх сторон, заблаговременно перерезав все телеграфные провода, выставив заслоны на дорогах, и заминировав железнодорожный путь.
В три часа ночи, ещё темно, но подробные карты с указанием первоочередных целей, второочередных, и способы связи, получили на руки все командиры рот и отдельных команд.
Ковно тех лет представлял собой небольшой городишко, вся жизнь которого была сконцентрирована вдоль главной улицы.
Когда-то мощную и хорошо вооружённую Ковенскую крепость немцы за время осады почти полностью разрушили, и теперь в ней вяло копошились трофейные команды. В общем, никакого оборонительно значения сама крепость уже не имела, но туда всё же пришлось отправить до роты солдат, чтобы прикрыться, если дедушкам гитлеровских захватчиков взбредет в голову нанести удар со стороны разгромленных фортов.
Казаки сначала просачивались в город небольшими группами, а сигналом к атаке, служила ракета красного огня, которую Анненков собирался запустить только после окончания штурма штаба.
Сам штаб был взят мгновенно. Тихие хлопки револьверов с глушителем, были совсем непохожи на звук выстрела, и напоминали скорее хлопнувшую от сквозняка дверь, и часовые
Уже через минуту, Анненков допрашивал дежурного офицера, отчаянно не желавшего говорить. Но уже через две минуты, он буквально захлёбывался от искреннего желания облегчить душу всемерным сотрудничеством.
– Хорунжий, давай срочно по адресам!
– Оторвавшись от очумевшего от боли офицера, есаул протянул казаку бумажку.
– Сам езжай вот сюда, а сюда пошли ещё кого-то. Этого перевязать, и суньте куда-нибудь под замок.
Подловив какого-то припозднившегося прохожего, казаки быстро исполнили приказание, притащив двух полуодетых немцев, и ворох тряпья, шитого золотом и позванивающего орденами.
– Так.
– Анненков широко улыбнулся, словно встретил двух старых друзей.
– Полагаю, что имею честь лицезреть генерала фон Гинденбурга и генерала Людендорфа?
– У вас нет чести!
– Седоволосый и усатый Гинденбург вскочил.
– Напасть ночью, как разбойники...
Лицо Анненкова заледенело.
– Я напоминаю для тех, кто плохо соображает, что вы находитесь у нас дома. В России. А выгонять непрошенных гостей из дома, можно в любое удобное время. И поменьше размахивайте руками, генерал. А то довезёте их до Петербурга в багаже.
После того как ракета озарила алым пламенем небо, резкие хлопки винтовочных выстрелов захлопали уже по всему городу. Полуодетые немцы метались в предрассветных сумерках, словно застигнутые врасплох тараканы, и так же быстро погибали под плотным огнём солдат и казаков.
Собственно, боя как такового не было. Тыловые части немцев, расслабившиеся вдали от фронта, просто не понимали, что происходит, когда оказывались в лучшем случае запертыми без оружия и даже обмундирования.
Единственным, кто попытался сделать хоть что-то, оказался батальон охраны штаба десятой армии. В нем отыскались два пулемета, а командир батальона, майор Венцель, погоны получал не за успехи на балах.
Подняв по тревоге своих солдат, майор Венцель повел солдат в атаку и даже несколько потеснил роты Крастыня и Дубасова. Русские отчаянно сопротивлялись, цепляясь за каждый переулок, каждый дом, каждое дерево, но силы были не равны... Венцель рассчитывал, что ему вот-вот удастся выбить обнаглевших русских из города, но в этот самый момент на ликвидацию неожиданного очага сопротивления, прибыл лично Анненков с двумя сотнями казаков и бронеавтомобилем с загадочным названием 'Кап...ан Гурд...'
Автоматическая пушка Максима-Норденфельда и пара станковых пулеметов с тачанок быстро сделали свое черное дело: немцы дали деру вдоль по главной улице. Майор Венцель пытался их остановить, но паника у бегущих заставляет забыть и чины, и звания. Так что боевитого майора просто ткнули несколько раз штыками и побежали дальше. Впрочем, далеко убежать все равно не вышло: пешему от конного убежать можно, но только в лесу, а не в поле или на широкой городской улице. Казаки собрали страшную жатву своими шашками, и уже к шести утра город полностью контролировался русскими войсками. В здание штаба, на котором подняли русский флаг, потянулись вестовые с докладами.