Отречение
Шрифт:
– Молчи, капитан, – ответил Калныньш, мягко высвобождаясь из рук не посмевшего ему препятствовать Белякова, – тебе всё объяснило начальство. Я свою работу сделал – теперь твоя работа, не зевай, вон красно-коричневые теснят.
Освободившейся рукой Калныньш взял капитана за плечо, и через секунду он был уже за рядами милицейских машин.
Беляков с отчаянной злостью сжал зубы – до скрипа, оборачиваясь и видя, как санитары уносят раненого на носилках в машину скорой помощи.
Первомайским вечером Анна хлопотала на кухне. Маленькая Надя
Звонок в дверь раздался около семи часов вечера. На пороге стояла Матрёна Петровна. Её рассечённая омоновской дубинкой голова была уже обработана зелёнкой в травмпункте. За руки её поддерживали Николай Зайцев и Юлькин жених Андрей.
– Что же это такое? – всплеснула руками Аня.
– Ваша хвалёная демократия, привыкайте, – хрипло ответила старуха.
В паре сотен метров за школой, укрытые металлическими стенами гаражей от бдительных взоров родителей и учителей, тайком курили после уроков третьеклассники.
Сегодня звездой был Тёмка – его слушали все, о драке на митинге он рассказывал из первых уст, зная о случившемся от присутствовавших на площади отца, сестры и соседки, хотя мог, конечно, и присочинить от себя.
– Ну вы как хотите, – закончил Артём, – а уж на следующую войнушку я точно сбегу! Иначе так всё интересное без нас закончится.
– Думаешь, один такой самый крутой? – возмутился долговязый рыжий Мишка. – Я тоже пойду. Вот сдохнуть мне на этом месте! Ты только скажи – когда войнушка-то будет? Твоя сеструха в курсе должна быть.
– У нас дома говорят, что девятого мая должна быть драка, – поделился Артём, – так что готовься, уже скоро!
…Однако, вопреки прогнозам, День Победы в 1993 году прошёл без происшествий. На улицы под красными знамёнами вышли сотни тысяч людей, обозлённых первомайским побоищем и жаждавших реванша. Но в этот раз милиция демонстрантам не препятствовала, в том числе и в прохождении на Красную площадь.
Никто не знал, что это было в последний раз.
Весь день Тёмка провёл с Мишкой на празднике и вернулся, полный впечатлений, но в то же время со смешанными чувствами. Мальчик был поражён огромной массой людей – да и выглядело всё вживую совсем не так, как по телевизору. С другой стороны – рассчитывали мальчишки, конечно, на большее.
В толпе Артёму удалось не попасться на глаза родственникам, и о его поездке на демонстрацию никто не узнал – иначе ему бы, конечно, серьёзно влетело от отца и матери.
Отшумело-отзвенело яблочное лето. В конце августа Юля Зайцева и Андрей Анисимов подали заявление в ЗАГС. Свадьба была назначена на субботу, девятое октября.
А в начале осени пришло письмо от Ирки.
Пришло не матери – Анне.
И девушка не знала, что ей делать с таким письмом.
Сразу после свадьбы и приезда в Швейцарию, писала Ира, новоиспечённый супруг запер её в четырёх стенах, отобрал паспорт и превратил в домашнюю рабыню, бил за провинности и заставлял участвовать
Аня поняла, что это было не первое письмо в Россию, которое Ира пыталась отправить за полтора года, но первое дошедшее до адресата.
Письмо подружки настолько разительно отличалось от общепринятых представлений о красивой жизни за границей, почерпнутых в основном из фильмов типа «Интердевочки», что Аня сомневалась, стоит ли вообще показывать тётке Зинаиде это письмо – помочь она вряд ли сможет, не лучше ли ей оставаться в счастливом неведении, стоит ли отнимать у неё надежду?
В конце концов она решила посоветоваться с Юлькой.
…Дверь Ане открыл Тёмка. Вся семья Зайцевых сидела у телевизора, где во весь экран что-то читал по бумажке Ельцин.
– Привет! – радостно крикнул с порога Артём. – Ты уже в курсе? Новая войнушка начинается!
– Какая войнушка? – не поняла Аня. – Мне вообще с твоей сестрой поговорить надо.
«До начала работы нового двухпалатного парламента Российской Федерации – Федерального Собрания Российской Федерации – и принятия им на себя соответствующих полномочий руководствоваться указами Президента и постановлениями Правительства Российской Федерации, – читала говорящая голова на экране. – Конституция Российской Федерации, законодательство Российской Федерации и субъектов Российской Федерации продолжают действовать в части, не противоречащей настоящему Указу…»
– Это что же, переворот? – не поняла Аня.
– Войнушка! – торжественно уточнил Артём.
В Москву, в Москву, в Москву… Стучат колёса плацкартных вагонов по стальным рельсам. По городам и весям стоят заводы, разрушается производство, и не так уж сложно взять отпуск за свой счёт и устремиться туда, где решается в эти дни судьба страны – в столицу. Стучат колёса, стучат, а на верхней полке не спится Антону Стригункову, всё он ворочается с боку на бок под клетчатым поездным одеялом, и роятся мысли в сентябрьской ночи… Транспорт пока ещё ходит. Ходят поезда, ходят междугородние автобусы, которые порой пассажиры предпочитают поездам – кто из-за дешевизны, кто по другим причинам. Подпрыгивая на ухабах, ползёт по разорванной железными клещами таможен стране старенький автобус Донецк-Москва. Большая часть пассажиров – торгаши с баулами. В Москве конституционный кризис, а торговля идёт своим чередом – война войной, а обед по расписанию.
Автобус долго стоит на границе, где сонные пограничники проверяют документы и вещи пассажиров, придираясь к торговцам.
За торговцами проходит молодой работяга с ранней сединой в волосах, практически без вещей, да и не похож он на торговца. Пограничник берёт из мозолистой руки шахтёра советский паспорт с вкладышем гражданина Украины.
– Цель въезда в Российскую Федерацию?
– К родстфенникам.
– Проходите.
Глава одиннадцатая