Отряд
Шрифт:
– Угостимся!
– Михайло самолично разлил принесенное вино по кружкам.
– Ну, вздрогнули!
Иван глотнул… и закашлялся! Ну и вино - аж глаза на лоб лезут. Не вино - самая настоящая водка!
– Водка, водка, - занюхав выпитое куском пирога, засмеялся Михайла.
– Хорошая, не какой-нибудь там перевар.
– И как хозяин-то не боится?
– Прохор покачал головой.
– Ведь не царев кабак… А ну, как донесет кто?
– Не донесет, - ухмыльнулся Михайло.
– Только верным людям тут
Иван махнул рукой:
– Давай… Корней нам тут какие-то страсти рассказывал. Про истерзанного парня.
– Да, - Михайло пожевал пирога, - жаль парнишку. Ошкуй, говорят, напал. Я б этих бояр, что за своей живностью не следят, вешал бы на их же воротах! Ничего, придет истинный царь…
– Какой-какой царь?
– перебил Прохор.
– Никакой, - Михайло зло сжал губы.
– Ничего я такого не говорил - показалось вам…
– Ну, показалось - и показалось.
– Иван незаметно наступил Прохору на ногу и улыбнулся Михайле.
– Ты про ошкуя рассказывал.
– А, - взгляд собеседника подобрел.
– Про это - можно. Вот, говорю, бояр бы за этих медведей наказывать - никаких ошкуев бы не было. Мужи здешние собираются все Чертолье прочесать - может, где и берлога отыщется? Хотя… это ведь наш, бурый медведь, по зиме в берлоге спит, ошкуй-то не спит, бродит. Ничего, отыщется!
Иван поддакнул:
– Уж поскорей бы. А что тот парнишка, Ефим…. Его ошкуй утром задрал или, может, ночью?
– Вечером, скорее всего… - подумав, отозвался Михайло.
– Видать, припозднился парень.
– Припозднился? Откуда?
– Ишь, любопытные вы какие… Все вам и расскажи!
– Так и расскажи - интересно же!
– Интересно им, - Михайло вновь потянулся к кружке.
– Помянем-ко, братцы, Ефима. Хороший был парень, царствие ему небесное!
Все молча выпили. Иван, правда, не до конца, и так уже в голове шумело, а еще ведь дела делать надобно. Разузнать, к кому это хаживал молодой княжич. Псст… Как это к кому? А не было ль у него поблизости какой зазнобы? От того - и в тайности все. Дело молодое, знакомое…
– Дева-то его, поди, убивается, - негромко, себе под нос, но так, чтоб собеседникам было хорошо слышно, промолвил Иван.
– Какая еще дева?
– Ну, та, к которой он ходил.
Михайла похлопал глазами:
– А ты откель знаешь? Сказал кто?
– Так догадался.
– Догадливый… И впрямь, к девице одной он ходил… Да не очень удачно, думаю. Все грустный возвращался. Иногда про зазнобу свою рассказывал… Марьюшкой называл…
– Марья, значит.
– Ну да, Марья. Я так смекаю, она Ефиму не ровня - из купцов или богатых хозяев. Не знатного рода. Но, как Ефим говорил, батюшка его, князь, только бы рад был, ежели б все вышло. Тогда бы был повод нелюбимого сынка части наследства лишить - дескать, женился черт-те
– Вон оно что! А Марья - она хоть откуда?
– Да черт ее… - Михайло посопел носом.
– За Москвой-рекой живет где-то… На Кузнецкой слободе, кажется…
– Так-так… - прошептал Иван.
– Значит, Марья с Кузнецкой… А что, - юноша повысил голос, - не дальний ли круг - со Скородома на Кузнецкую через Чертолье таскаться?
Михайло насторожился, посмотрел подозрительно:
– А ты откель знаешь, что Ефим со Скородома?
– А… вон, Корней сказывал…
Купчина Корней уже сладко спал, уронив голову на руки. С бороды его все так же свисала капуста.
– Тут все в тайности дело, - негромко пояснил Михайла.
– За Ефимом-то батюшкой его человечек специальный был пущен - следить. Ефим про то прознал - вот и делал вид, что ездил просто на постоялый двор - пьянствовать. А на самом-то деле здесь только переодевался - и в Замоскворечье, к зазнобушке… Да что мы все о грустном? Выпьем?
Не дожидаясь ответа, Михайла намахнул кружку и, утерев губы рукавом, поднялся с лавки:
– Ну, благодарствую за вино… Пора мне.
– Счастливо.
Приятели дождались, пока он вышел, и тоже направились по своим делам. Хозяину, Флегонтию, сказали, что еще вернутся, хотя, конечно, понимали, что вряд ли.
Засели у себя на усадьбе - по пути было, от Большой Якиманки до Кузнецкой идти - тьфу. Поговорили, прикинули, что к чему, выходило - на Кузнецкой следовало искать какого-нибудь богатого человека, купца или из мастеровых. Ясно, что не боярина и даже не дворянина.
– Тем лучше, - потер руки Прохор.
– Быстрей найдем.
Тут же и отправились, пересекли проулками Козьмодемьянскую, Ордынку - и вот она, Кузнецкая, до самой крепостной стены стелется. Пара церквей золотятся маковками. Высоких хором нет, зато много обширных усадеб - ну, понятно, считай, кругом кузнецы, потому и улица так названа. Морозец после полудня спал, небо затягивалось палевыми полупрозрачными облачками, сквозь их пелену мягонько проглядывало солнышко. Оно еще улыбалось, светило, но уже ясно было, что к вечеру пойдет снег. Ну и пес с ним, пусть идет, детишкам на радость, лишь бы не мокрый, с дождем.
Выехав на Кузнецкую, приятели придержали коней.
– Ну что? В какой-нибудь кабак заглянем?
– предложил Прохор.
Ивана передернуло. Да уж, не хватало еще кабака!
– Нет… Уж лучше - к церкви.
Подъехав к Божьему храму, спешились, подошли к паперти, осмотрелись. Рядом с горки, крича, неслись на санях вниз ребятишки, смеялись, слетая кувырком в снег.
Прохор аж позавидовал:
– От, славно-то!
– Так спроси санки-то, прокатись!
– засмеялся Иван.