Отверженный. Дилогия

Опсокополос Алексис

Но мы с Гурьевым всё равно не сдавались. Я стоял на арене и пытался выстроить на расстоянии десяти метров от меня ледяную стену. Выходило не очень: то стена почти сразу разваливалась, то получалась крепкая, но всего в двух метрах от меня. После очередной установки рыхлой конструкции на нужном расстоянии наставник сказал:

– Неплохо. Довольно неплохо. Я бы даже сказал, отлично для десятого уровня. Она, конечно, не простоит и двух минут, но на девятом ты уже сможешь поставить такую, как положено.

– Стену может быть, – вздохнул я. – Но не ледовую дорогу.

Накануне

мы ходили к источнику, и я лишний раз удостоверился, что магический уровень у меня пока ещё десятый. Да и с чего ему было расти? С трёх недель занятий? Это был бы перебор. При таким раскладе, я уже через три года дорос бы до первого, а так не бывает.

– Возможно, ты её и до третьего уровня не сможешь поставить, – «поддержал» меня морально Гурьев.

– И что теперь делать? – воскликнул я.

– Заниматься, – спокойно ответил наставник. – Ты же у нас уникальный. Мало ли, вдруг чудо случится.

Мне показалось, что последние две фразы он сказал с досадой или обидой. Видимо, сильно надоело ему со мной возиться.

– А если так и не научишься дорогу прокладывать, то всё равно не зря занимаемся. Магию воды ты уже хорошо освоил, да и уровень лишним никогда не бывает, – добавил Гурьев.

– Думаете, получится поднять его хотя бы в ближайшие полгода или год?

– Не знаю. Десять лет назад я бы не поверил, что мальчишка или девчонка после инициации может получить десятый уровень, раньше для этого два-три года заниматься приходилось. А теперь, такие как ты, уже не редкость. Так что, почему бы и нет?

– То есть, полагаете, что шанс есть?

– Моё дело в данном случае не полагать, а тебя тренировать, – ответил наставник. – Но на сегодня хватит. Уже больше трёх часов занимаемся.

– Но я могу ещё, у меня силы есть.

– У меня времени нет, – отрезал Гурьев.

– Я могу один позаниматься, – предложил я. – Просто скажите, что отрабатывать.

– Перенапрягаться не стоит. В этом нет ничего хорошего. До завтра!

Егор Андреевич покинул арену, а я вспомнил, что мы с Милой собирались в этот день вместе пообедать. Если бы я задержался на тренировке, вышла бы очень неприятная накладка. Дело в том, что у нас был запланирован не просто обед – у младшей сестры Милы был день рождения, и мы собирались его отметить.

Изначально Мила планировала поехать в этот день домой, чтобы отметить праздник с семьёй, но после неприятной истории с её тайной поездкой в Сочи, моя девушка наотрез отказывалась куда-либо ехать без меня. Я же не мог бросить занятия даже на день. Да и, если честно, к возвращению в Санкт-Петербург я пока не был готов.

Все мои многочисленные попытки отправить Милу одну закончились неудачей. В итоге мы решили отметить день рождения её сестры в Новгороде, в одном из лучших ресторанов столицы. В конце концов, теперь я мог себе это позволить. И разу уж Мила осталась в такой важный для неё день со мной, я решил сделать всё, от меня зависящее, чтобы она об этом не пожалела. На вечер у нас был запланирован поход в театр, и на ночь тоже были большие планы, учитывая, что Глеб всё ещё гостил у родителей.

*****

В имении князя Седова-Белозерского проходило собрание

совета «Русского эльфийского ордена». Из десяти постоянных представителей пяти эльфийских родов за столом сидели лишь девять. Старший сын главы рода Самойловых отсутствовал.

– Афанасий Кириллович, – обратился магистр ордена к графу Самойлову. – Позвольте узнать причину, по которой Ваш сын не приехал вместе с Вами.

Старый граф тяжело вздохнул и ответил:

– Вчера утром Борис уехал в Новгород по делам. К вечеру должен был вернуться. С тех пор я его не видел и не слышал. Мне очень жаль, но больше сказать я ничего не могу. Надеюсь, у Бориса уважительная причина для неявки на собрание. Я просто уверен в этом.

– Если я Вас правильно понял, Вы этой причины не знаете? – уточнил магистр.

– Я полагаю, это связано с последствиями нашей неудавшейся операции. Борис сейчас заканчивает всё зачищать. По этим делам он и поехал в Новгород. Но к сожалению, со вчерашнего дня его телефон недоступен.

– Афанасий Кириллович, – неожиданно взял слово глава рода Жилинских. – Давайте называть вещи своими именами – не неудавшейся операции, а проваленной Вашим сыном!

– Я попрошу Вас выбирать слова, Гордей Семёнович! – возмутился Самойлов.

– А я их и так выбираю, – парировал Жилинский. – Только огромное уважение к вашему роду и лично к Вам, Афанасий Кириллович, заставило меня высказаться настолько корректно. И уж, будьте добры, не сочтите это за оскорбление.

Самойлов покраснел, засопел, но не успел что-либо ответить, как слово взял магистр.

– Господа! Сейчас не время выяснять отношения! – громко произнёс Константин Романович. – Гордей Семёнович, наша общая вина в сложившейся ситуации тоже присутствует – не стоило нам так всецело полагаться на молодого графа. Но и отрицать, что он действительно всё провалил, не стоит, Афанасий Кириллович! Что есть, то есть, чего уж тут.

– Борис признал свою вину ещё на прошлом заседании, – сказал Самойлов. – И мы дали ему три недели, чтобы он зачистил всех, с кем хоть как-то сотрудничал. Сегодня он должен был отчитаться о проделанной работе.

– Так, может, он поэтому и отсутствует, что отчитываться не за что? – спросил глава рода Гагариных.

Старый граф Самойлов метнул на Гагарина гневный взгляд, но на конфликт решил не идти и лишь произнёс:

– Никто, кроме Бориса, не знает, что с ним произошло или происходит. Возможно, в этот самый момент он заканчивает зачистку. Я допускаю, что он мог немного не уложиться по срокам, но я уверен, он всё сделает как надо.

– Чтобы было как надо, следует зачистить самого важного свидетеля – Левашова, но насколько я знаю, он в бегах, – сказал магистр Самойлову, а затем обратился ко всем остальным: – Но я соглашусь с Афанасием Кирилловичем. Выдвигать какие-либо предположения до возвращения Бориса Афанасьевича не стоит. Давайте уж дождёмся его. Надеюсь, он отсутствует сейчас по очень уважительной причине и ещё больше надеюсь, что он вернётся из Новгорода с хорошими новостями.

– А я думаю, что он просто сбежал! – неожиданно для всех громко произнёс Николай Константинович Седов-Белозерский.