Ответ

Дери Тибор

Сабо вернулся к Битнеру. — Господин Богнар говорит, что дела идут плохо, приходится увольнять людей.

Толстый мастер с тюленьими усищами на красном лице пожал плечами. — Ему видней.

Сабо покраснел от ярости. — А вам отлично видно, что все это вранье, от начала до конца.

— Коммерческие дела не по моему ведомству, — сказал Битнер. — Владелец мастерских не я, Сабо.

— А я-то думал, вы!

Битнер пропустил колкость мимо ушей. — Пока не будет социализма, Сабо, — сказал он, — до тех пор рабочие беззащитны перед капиталистами. Ни вам, ни мне этого не изменить, уж вы поверьте старому Битнеру. А

пока мы живем в такие времена, что шуметь не приходится, надо нам пригнуться да язык держать за зубами.

— То есть мне, — кивнул Сабо.

Битнер поглаживал огромное брюхо. — Вы, Сабо, человек разумный, толковый, работу найдете быстро.

— Все вранье, от начала до конца, — сказал Сабо.

Он повернулся и вышел. Балинт, еще не знавший о его увольнении, встретился с ним во дворе; обычно улыбчивый, тихий человек, сейчас, весь красный от злости, угрюмо взглянул на Балинта и, не попрощавшись, ушел. О том, что с Сабо что-то не в порядке, то есть что он вышел из милости у Битнера и дело его плохо, все стали догадываться уже несколько недель назад; на это указывали тысячи мелких признаков, а вернее всего то, что Пуфи вдруг ни с того ни с сего стал с ним держаться нагло, на замечания огрызался, а за спиной прохаживался весьма грубо — в духе самого Битнера — насчет того, что у Сабо неладно с пищеварением. Балинт заметил, что Пуфи — который голосом, манерами, речью все больше походил на толстого мастера — с чувствительностью метеорологического прибора улавливает доброе и дурное настроение Битнера, его расположение или нерасположение к тому или иному рабочему; словно вышколенный придворный, он точно знал, с кем можно якшаться, кого разумнее сторониться. Наблюдая за его военными хитростями, можно было разгадать кое-что, о чем Битнер со своей кажущейся болтливостью до поры до времени помалкивал, — Пуфи невольно выдавал то, что старый мастер, предпочитавший «брать на измор», еще только обдумывал про себя, держа язык на замке. Это было чутье зверя, который знает по запаху, что другой болен и осужден на погибель; Пуфи в такое время настороженно отступал в сторону, чтобы не попасть ненароком под подозрение и не подвергнуться опасности заражения.

Через несколько дней после увольнения Сабо два ученика случайно о нем разговорились. — А я давно уж знал, что он вылетит, — сказал Пуфи, поглаживая живот, совсем как старый мастер.

— Откуда? — удивился Балинт.

Пуфи заговорщически вскинул брови. — Знал, и все.

— Ну что, например?

— Еще с той вечеринки знал.

Балинт недоумевал.

— Что дашь, если скажу, как узнал?

Балинту стало муторно. — Чтоб ты лопнул! — пожелал он Пуфи. — Я не любопытный.

— Десяток «симфоний», идет?

Балинт молчал.

— Пять!

— Отстань.

— Скупердяй! — сказал Пуфи. — Ну, две, а?

Балинт встал с ящика, на котором покончил с обычным своим обедом — шкварками, и направился к станку. — Стой! — взмолился Пуфи. — Не веришь, что я знал?

— Не верю, — сказал Балинт, отчасти по убеждению, отчасти же из хитрости.

Пуфи утер вымазанную ветчинной костью физиономию. — Ну, так слушай! Помнишь, как на вечеринке дядя Пациус завел разговоры о коммуне?

Балинт кивнул.

— Наклонись поближе! — негромко сказал Пуфи. — На другой день старый Битнер позвал меня в контору и спросил, правда ли, что говорят о Сабо.

—

А что говорят?

— Ну, что Сабо тогда сказал, будто и теперь наша судьба от Советов зависит!

— А что ты ему ответил?

— Да что ж мне было отвечать? — пожимая плечами, сказал Пуфи. — Кто-то тогда же намекнул Сабо, чтобы не разводил агитацию, потому что непременно старику накапают. Стану отрицать — меня же и вышвырнут, ведь и я там стоял со всеми, верно?

Балинт промолчал. Так, сразу, он и сам не знал, что сделал бы на месте Пуфи; отрицать все — значит, соврать, а сказать правду — выдать Сабо полиции, то есть стать шпиком, как ни крути. Можно, конечно, отказаться отвечать. Но это все равно, что подтвердить обвинение! А в довершение всего и собственного куска хлеба лишиться!

— За это его и уволили? — спросил он.

— Ну да.

— Откуда ты знаешь?

Пуфи кое-как выпростал из кармана еще один промасленный сверток с двумя большими кусками пирога с маком.

— Других-то причин нет, — пояснил он. — Работы хоть отбавляй, ведь на его место завтра же берут нового типа.

— А это откуда знаешь?

— Знаю, — сказал Пуфи, всеми тридцатью двумя зубами впиваясь в лакомый кусок. — Да ведь и нет у нас шлифовальщика-то!

— Я спрашиваю, откуда ты знаешь, — повторил Балинт.

Толстяк широко ухмыльнулся.

— Если старый Пуфи говорит, что знает, тут уж будь, как говорится, уверен, — заявил он. — А я, кстати, и не жалею, что мы освободились от этого типа с его вечным поносом. Никогда, бывало, и не ответит тебе толком, спросишь его, а он жмется, больше пяти слов ни за что не израсходует.

— Ты господина Битнера больше любишь, — сказал Балинт.

Пуфи не почуял насмешки.

— Этот все равно что из господ, — сказал он одобрительно. — Видел бы ты, как он завелся, когда о Сабо заговорил, а все же со мной беседовал ласково, будто отец родной. А ты, сынок, сказал мне, ты в политику не лезь, у тебя еще нос не дорос. Революция?.. Э, брат, ты знай членские взносы плати!

Балинт вдруг испугался.

— О дяде Пациусе он не выспрашивал?

— Две «симфонии», — сейчас же потребовал Пуфи.

Но Балинт так посмотрел на него, что Пуфи сразу перестал ухмыляться.

— Особенно не расспрашивал, — поспешил он ответить, — спросил только, он ли завел разговор о коммуне. Потому что сперва-то господина Битнера там не было, он только потом подошел и, должно быть, сцепился с Сабо.

— Я тогда как раз Шани вызволял из сортира, — сказал Балинт.

— А я за сосисками пошел, — вспомнил Пуфи. — Но за дядю Пациуса бояться не приходится.

— А это откуда тебе известно?

— Известно, — сказал Пуфи. — Его господин Битнер задеть не посмеет. Наверное, дядя Пациус что-то про него знает.

На другое утро Битнер, придя в цех, тут же вызвал в контору Балинта. Старый мастер был явно возбужден, лицо его покраснело и блестело потом, складки рубашки над обширным животом выбились из-под жилета.

— Присядь-ка, сынок, — сказал он, указывая на стул около стола. — Ты ведь знаешь Сабо, верно? С ним работал на шлифовальном?

Балинт остался стоять. — Сабо обучал меня.

— Только что он подкараулил меня на углу, когда я в мастерскую шел, — отдуваясь и отирая платком пот, пропыхтел Битнер, — и стал грозить, что распорет мне живот, если я не возьму его назад.