Ответный удар
Шрифт:
Когда ночь окутала особняк «Сталь-треста» на Мясницкой плотной апрельской темнотой. В пустых коридорах гулко отдавались шаги ночного сторожа. Казаков, притаившийся за массивной портьерой, дождался, когда стихнет скрип половиц, и бесшумно скользнул к кабинету Беспалова.
Ключ, которым он пользовался уже не первый год, легко вошел в замок. Внутри пахло кожей кресел и «Герцеговиной Флор», любимыми папиросами начальника. Лунный свет, пробивавшийся сквозь незашторенные окна, серебрил массивный сейф в углу.
Руки предательски
За спиной скрипнула половица. Казаков замер, но было поздно.
— Так-так… — голос Беспалова прозвучал неожиданно спокойно. В кабинете вспыхнул свет. — Что же вы, Игорь Владимирович, даже перчатки не надели? Наследите.
У двери стояли двое из охраны. В центре комнаты сам Беспалов, и в его руке поблескивал «Браунинг».
— Я… я могу объяснить… — начал Казаков, но Беспалов перебил:
— Не утруждайтесь. Я все знаю. И про долги у Штольца, и про предложение в семь тысяч за документы. Знаете, кто был истинным покупателем? — он усмехнулся. — Краснов. Это его люди подкинули вам идею с кражей.
Казаков тяжело опустился в кресло. В висках стучало: «Попался, как мальчишка».
— Думаю, самое время показать те документы, что я обнаружил сегодня, — Беспалов разложил на столе какие-то бумаги: — Вот, полюбуйтесь. Вы уже месяц сливаете информацию конкурентам. Заодно приторговываете техническими секретами. А вот и расписки из игорного дома. Охрана! — Беспалов кивнул стоявшим у двери. — Уведите его.
Когда заместитель ушел, Беспалов медленно опустился в кресло. Его империя рушилась на глазах. Казаков оказался предателем. Пирогов уходит к конкуренту.
В опустевшем кабинете директор долго смотрел на ночную Москву. До самого утра. Первые лучи рассвета окрасили крыши домов в розовый цвет, а он все сидел. В приемной уже звонили телефоны весть о ночном скандале разлетелась мгновенно.
Беспалов достал из ящика стола бутылку коньяка. Налил, залпом выпил.
Капкан захлопнулся.
Глава 10
От турбин к бытовым приборам
В просторном испытательном зале заводской лаборатории царил рабочий хаос. Гудели моторы, шипел пар, грохотали механизмы. За массивным бронестеклом в специальной камере высотой шесть метров располагался турбинный стенд — наша гордость, изготовленный по чертежам Коломенского завода.
— Давление сорок две атмосферы по манометру Бурдона, температура пара шестьсот десять градусов по оптическому пирометру «Ардометр»! — Турчанинов, толковый инженер, помощник Протасова, не отрываясь, следил за стрелками механических самописцев фирмы «Сименс». — Обороты двенадцать тысяч триста в минуту!
В потоке раскаленного пара вращалась экспериментальная турбинная лопатка из
— Триста шестьдесят часов непрерывной работы, — Величковский сверился с лабораторным журналом. — Николай, переведите паровой регулятор на циклический режим.
Сорокин потянул массивный латунный рычаг на пульте управления. Турбина начала работать в переменном режиме, резкие ускорения сменялись торможением.
— Смотрите на показания индикаторов деформации, — я указал на ряд круглых циферблатов системы «Гартман-Браун». — Даже при пиковых нагрузках стрелки не дрожат.
— А вот результаты исследования на металлографическом микроскопе, — Величковский разложил на столе фотопластинки. — После трехсот часов работы структура остается стабильной. Карбиды не коагулируют, размер зерна не меняется.
Сорокин оторвался от приборов:
— Начинаем испытания рельсовой стали?
Я кивнул. На соседнем стенде уже был смонтирован рельсовый полигон. Тяжелый каток диаметром метр двадцать, имитирующий колесную пару паровоза серии «Э», мерно вращался на массивной чугунной станине.
— Нагрузка тридцать тонн на ось, — докладывал лаборант, следя за круглым циферблатом динамометра. — Скорость вращения соответствует ста километрам в час.
— Запускайте цикл! — скомандовал я.
Каток с грохотом обрушился на рельс. Механический счетчик защелкал, отсчитывая обороты.
— Десять тысяч проходов… Двадцать тысяч… — монотонно докладывал Турчанинов. — Пятьдесят тысяч…
Я внимательно осмотрел поверхность катания через лупу с десятикратным увеличением. Даже при такой нагрузке металл оставался без следов усталостного износа.
— Бейнитная структура с микродобавками ванадия работает идеально, — удовлетворенно заметил Величковский. — Твердость поверхности триста пятьдесят единиц по Бринеллю при вязкой сердцевине.
— Сто тысяч циклов! — объявил лаборант. — Износ поверхности катания всего двенадцать сотых миллиметра по микрометру!
— Теперь мостовые конструкции, — я перешел к третьему стенду, где на мощной раме были закреплены две балки двутаврового сечения.
— Начинаем нагружение, — Сорокин открыл вентиль гидравлической системы. — Четырехточечная схема изгиба.
Стрелка силоизмерителя медленно поползла вверх.
— Сто тонн… Двести… Триста… — докладывал Турчанинов. — При нагрузке триста двадцать тонн прогиб всего четырнадцать миллиметров! И никакой остаточной деформации!
— И заметьте, — добавил я, — масса этой балки на двадцать процентов меньше стандартной за счет легирования ниобием.
— Леонид Иванович, — Величковский задумчиво разглядывал графики испытаний турбинной лопатки. — А ведь эти сплавы можно использовать не только в энергетике. Такая жаропрочность, такая коррозионная стойкость. Много где пригодится.