Ответный удар
Шрифт:
— Именно. А теперь представьте домашний холодильный шкаф, — я начал быстро чертить схему. — Герметичная камера с теплоизоляцией. Компрессор охлаждает воздух внутри до нуля градусов и ниже. Продукты хранятся неделями.
— Без льда? Без ледника? — Сорокин покачал головой. — Фантастика какая-то…
— Не фантастика, а техника ближайшего будущего, — я постарался говорить уверенно. — В Америке такие машины уже производят, только дорого и ненадежно. А мы сделаем лучше и дешевле.
— С нашими новыми материалами… — Величковский задумчиво потер подбородок. — Да, теоретически
— Зато представляете, какой переворот в быту? — я обвел взглядом их изумленные лица. — Никаких очередей за льдом. Никакой многочасовой стирки. Свежие продукты в любое время года.
— Леонид Иванович, — Сорокин смотрел на меня с восхищением. — Вы опять на десять лет вперед заглядываете. Как тогда с броней.
Я подошел к чертежной доске:
— Давайте прикинем конструкцию. Бак из нержавеющей хромоникелевой стали, она у нас уже есть. Подшипники из нового сплава. Активатор с особым профилем, отштампованный из той же нержавейки.
Величковский лихорадочно ерошил себя пятерней по волосам:
— Добавим систему автоматического отжима. Можно использовать те же принципы центробежного литья, что мы разработали для турбинных дисков.
— А двигатель? — Сорокин уже чертил эскиз привода.
— Возьмем за основу моторы для станков-автоматов, — я указал на схему. — Только уменьшим мощность и добавим регулировку оборотов.
Следующие несколько часов пролетели незаметно. Чертежная доска покрылась эскизами. На верстаке росла гора образцов с результатами испытаний. Величковский, забыв о времени, колдовал над расчетами теплообменника для холодильника. Сорокин увлеченно конструировал привод стиральной машины.
— Знаете что, — профессор наконец оторвался от чертежей. — А ведь мы с этими материалами можем создать целую линейку бытовой техники. Все то, что сейчас доступно только богачам, станет по карману рабочей семье.
— И что еще примечательно, она будет работать десятилетиями, — добавил Сорокин. — Никакой коррозии, минимальный износ, высокая энергоэффективность.
Я смотрел на их воодушевленные лица и думал: вот оно, настоящее применение нашим технологиям. Не только броня и турбины, но и простые вещи, способные изменить быт миллионов людей.
За стеной глухо громыхнул товарный состав. В подвале чуть дрогнули лампы. Но мы едва заметили это, слишком увлечены новыми идеями, рождавшимися на стыке военных технологий и мирных потребностей.
В дальнем углу лаборатории, за старым дубовым столом, мы с Величковским просматривали первые эскизы бытовых приборов. Сорокин уже ушел, а профессор все не мог успокоиться после новых идей.
— Леонид Иванович, — Величковский снял пенсне и устало протер глаза. — Идея, конечно, блестящая. Но вы представляете масштаб задачи? Ведь сейчас даже в Москве люди пользуются ледниками. Лед с Чистых прудов развозят по домам, как при моем дедушке.
— А стирка? — я подвинул к нему исписанный лист. — Сколько времени женщины тратят с корытом и стиральной доской?
— Вот именно! — профессор оживился. — Но я же говорю, для массового производства нужно создать целую отрасль. Штамповочные
Я развернул черновик расчетов:
— Смотрите. Если использовать наши технологии массового производства, упростить конструкцию, применить местные материалы, — я подчеркнул цифры карандашом. — Можно снизить себестоимость в пять-шесть раз.
— Но все равно недешево для рабочей семьи, — Величковский задумчиво побарабанил пальцами по столу.
— А если наладить продажу в рассрочку? Через профсоюзы, например? — я достал еще один лист. — Месячный платеж получится как два-три обеда в заводской столовой. При этом холодильник прослужит минимум двадцать лет.
— Хм… — профессор снова надел пенсне. — А знаете, в этом что-то есть. Особенно если подчеркнуть экономию. Ведь продукты в холодильнике хранятся дольше, не нужно каждый день бегать на рынок. А при машинной стирке меньше износ белья, экономия мыла и воды…
— Вот и я о том же. Нужен человек, который сможет все это грамотно организовать. Наладить производство, сбыт, обслуживание.
— Есть у меня на примете один толковый инженер, — Величковский понизил голос. — Лопаткин Дмитрий Алексеевич. Сейчас в Экономическом управлении ВСНХ работает. До этого три года с нэпманами дела вел. Организовал сбыт продукции нескольких частных заводов по всей стране. Блестяще справился.
— Интересно, — я подался вперед. — Расскажите подробнее.
— О, это необычный человек! — профессор оживился. — Представьте: тридцать два года, инженер-механик по образованию, но с коммерческой жилкой. В двадцать пятом организовал торговую сеть по продаже швейных машин, от Москвы до Владивостока. Придумал систему рассрочки платежей через рабочие кооперативы. Потом наладил сбыт металлоизделий через артели. Связи у него везде, от базарных торговцев до председателей губисполкомов.
— А как же он в ВСНХ попал?
— А вот тут самое интересное, — Величковский понизил голос. — Когда начались гонения на нэпманов, он не растерялся. Подготовил доклад о том, как использовать частные торговые сети для государственной торговли. Его идеями заинтересовались наверху. Взяли в управление, поручили курировать сбыт продукции государственных заводов.
— И как справляется?
— Блестяще! За год выстроил систему планирования продаж. Внедрил учет потребительского спроса. Даже создал что-то вроде службы услуг для сложного оборудования. При этом, — профессор усмехнулся, — старые связи не растерял. Может достать что угодно и договориться с кем угодно.
— А политически…?
— Член партии с семнадцатого, как я уже говорил. Но главное, умеет говорить с любым человеком на его языке. С рабочими — о классовом сознании, с инженерами — о технике, с чиновниками — о плановых показателях. И все это искренне, без фальши.
— Пронырливый малый, значит? — я усмехнулся.
— Не то слово! — Величковский даже руками всплеснул. — Но при этом честный. Все его схемы абсолютно законны. Просто умеет находить возможности там, где другие видят только препятствия.