Ответный удар
Шрифт:
Семеныч закивал:
— Правильно Михаил говорит. Старые планы, они ведь кровью написаны. Каждый штрек, каждый разлом, за ними чья-то жизнь или смерть.
Я достал из портфеля свежий блокнот:
— Вот что предлагаю. Первое: создаем специальную бригаду по обследованию старых выработок. Все ходы, все сбойки нанести на новые планы.
Рудаков быстро записывал:
— Это правильно. И старых мастеров привлечь надо.
— Второе, — продолжал я. — Немедленно начинаем монтаж новой системы вентиляции.
— А пока новые приборы не поставили? — подал голос Черных.
— А пока что, — я повернулся к нему, — восстановите и откалибруете все имеющиеся. Под личную ответственность. И график проверок — ежесменно.
Степанов кивнул:
— Будет сделано. Что еще?
— Третье, — я развернул чистый лист. — Начинаем обучение молодых специалистов. И не только по приборам. Пусть у каждого будет наставник из старых мастеров. Как говорится, и опыт передадут, и присмотрят.
Семеныч впервые за вечер улыбнулся:
— Это дело. А то они, молодые, все больше на приборы надеются. А шахту чувствовать надо, нутром понимать.
До глубокой ночи мы разбирали каждый этап аварии, намечали меры, спорили о сроках. Наконец я посмотрел на часы:
— На сегодня все. Степанов, приказ о создании комиссии подготовьте к утру. Рудаков, завтра с вами просчитаем схему новой вентиляции.
Когда все начали расходиться, Семеныч задержался в дверях:
— Леонид Иванович, а можно вопрос?
— Конечно.
— Вот вы человек новый, городской. А шахту чувствуете. Как старый горняк чувствуете. Откуда это в вас?
Я не стал ему говорить, что в прошлой жизни проходил стажировку на шахте, когда готовился захватить завод рейдерским налетом. Вместо этого я улыбнулся:
— Знаете, Семен Прокопьевич, в нашем деле главное — уметь слушать. И людей, и саму шахту. Вот вы сегодня, когда в воде прятались, как поняли, где воздух искать?
— Так она сама подсказала, — он провел морщинистой ладонью по бороде. — Вода-то. По ней же видно, где пузырь воздушный…
— Вот-вот. Главное слушать и понимать. А остальному можно научиться.
За окном послышался гудок, заступала ночная смена. Где-то в глубине шахты ровно гудели насосы, очищенный воздух тек по новым вентиляционным трубам.
Утро началось в новой диспетчерской, оборудованной прямо в здании бывшей маркшейдерской. Пока электрики монтировали последние приборы, я наблюдал за реакцией шахтного руководства.
Степанов с плохо скрываемым недоверием разглядывал огромное световое табло во всю стену:
— И что, прямо из забоя будут данные поступать?
— Именно, — я указал на ряды циферблатов. — Вот здесь показатели метана, тут — температура, здесь — давление в гидравлической системе. А вот эта красная лампа…
Договорить я не успел — лампа вдруг вспыхнула,
— Ну и громкость! — вздрогнул Ершов.
— Не пугайтесь, — улыбнулся я. — Это просто бригада Коровина начала работу в новой лаве. Видите? — я показал на прибор. — Концентрация метана чуть выше нормы. Раньше бы об этом узнали только через час, когда замерщик дойдет. А теперь мы получаем сведения в ту же секунду.
Я повернул рукоять вентиляционного регулятора. Стрелка прибора дрогнула и медленно поползла вниз.
— Во до чего техника дошла, — прошептал Ершов. — Прямо как в книгах…
Рудаков жадно всматривался в показания приборов:
— А вот эти цифры — это что?
— Почасовая выработка. Каждые тридцать минут бригадир будет отмечать результат. Видите шкалу? Зеленая зона — норма, желтая — отставание, красная уже совсем плохо.
— А не наломают дров? — нахмурился Степанов. — Начнут гнать план, забывая про крепление.
— Для этого вот эти датчики, — я указал на другой ряд приборов. — Они следят за состоянием кровли. Малейший прогиб, тут же раздается сигнал тревоги.
В диспетчерскую заглянул молодой мастер:
— Леонид Иванович! В третьем западном все готово для внедрения новой системы.
— Идемте, посмотрим, — я повернулся к остальным. — Степанов, Рудаков, с нами. Будем внедрять систему Гастева.
В третьем западном штреке бригада хронометристов под руководством инженера Бажова, присланного из Центрального института труда, заканчивала разметку рабочих мест.
— Вот смотрите, — Бажов развернул схему. — Разделяем процесс на операции. Отбойка, погрузка, крепление — все по отдельности. Каждое движение выверено, каждая минута на счету.
Коровин, внимательно слушавший объяснения, покачал головой:
— А не потеряем качество? Тут ведь как: пласт капризный, к нему подход нужен.
— В том-то и дело! — оживился я. — Мы не просто движения считаем. Мы лучший опыт берем. Вот ваш Семеныч — он же как уголь рубит? Правильно, сначала пласт прослушает, потом примерится…
— Точно! — Коровин просветлел. — Он говорит: сперва послушай, потом бей!
— Вот это и зафиксируем. Чтобы каждый забойщик так работал. И время сократим, и качество сохраним.
Мы спустились в забой. Там уже установили новые светильники, ярко освещавшие рабочее пространство. На стенке штрека появилась доска показателей.
— Каждые полчаса будем отмечать результат, — объяснял Бажов. — Вот график, сколько нужно сделать. А вот факт, сколько сделали.
— И что, прямо в забое писать? — усомнился Рудаков.
— А вот смотрите, — я нажал на рычаг. Доска повернулась, открыв приборы. — Просто нажимаете на кнопку — и результат сразу виден и здесь, и в диспетчерской.