Ожесточение
Шрифт:
– Что ты мне это шахматы, дурацкая игра! Давай на руках тягаться!
– Шамиль ставит локоть на табуретку.
Ахмед кладет его руку.
– Ахмед не только умный, он еще и сильный, - говорят девчонки.
Красный Шамиль вскакивает на ноги.
– Давай левой!
– кричит он.
Встревоженный дядя Абу выглядывает из прохладного окна, надевая милицейскую фуражку.
– Мовсар, парень, что там за крики?
– спрашивает он маленького Мовсара.
–
– А-а. Ну ладно, - дядя Абу кидает фуражку на диван и исчезает в окне.
Партия в шахматы продолжается - Ахмед побеждает Шамиля и левой рукой. Шамиль начинает кричать про "этих городских дураков, которые к дяде Абу приезжают на лето". Ахмед и пытается сделать вид, что типа не понял, даже подсказал Шамилю, что, мол, обидно проигрывать, да? Думал, Шамиль скажет, ну да, обидно, друг. И посмеемся. Они ведь товарищи. Но Шамиль расстроен проигрышем, сказал: "Эти городские всегда делают вид, что не слышат". Как многие вспыльчивые люди Шамиль отходчив и быстро остывает. Не хочется уже обоим, но рядом братья, пришлось назначить встречу после обеда.
Выходной, многие уехали по делам и на рынок в город или райцентр. Подтянулось человек двадцать, не больше. Начали с разговора. Только дикари и русские ребята сразу дерутся, не сделав презентацию своей позиции, чтобы присутствующие братья разобрались, поняли, что к чему.
– Так что ты там, Шамиль, имеешь на тех, кто живет в доме дяди Абу?
– грозно хмурит брови Ахмед.
Это сразу верхняя позиция в поединке - дядя Абу уважаем всеми присутствующими, братья Ахмеда возмущенно ропщут, братья Шамиля недовольно морщатся: если так, то Шамиль не в тему выступил. Шамиль начинает оправдываться:
– Я не про дом дяди Абу, я про тебя конкретно хотел сказать, что ты такой не очень.
Ахмед пытается развить преимущество:
– Шамиль, ты скажи всем, что значит "не очень", что такого ты заметил "не очень", и причем тут слышал-не слышал?!
– в этом месте уместно несильно толкнуть Шамиля ладонью в грудь. Адреналинчик немного брызгает в кровь бойцов и присутствующих. Шамиль слегка теряется:
– Ты чего меня ударяешь!!! Я с тобой спокойно разговариваю! Вот из города ты такой! Если на то пошло, говорю тебе, много думаешь о себе!
– Шамиль тоже толкает Ахмеда.
– Шамиль, а вот я слышал, ты уже говорил обо мне такие вещи? А я тебя другом считал, - сокрушенно качает головой Ахмед, как Муса, просматривающий дневник Ахмеда.
– Ахмед, если есть претензии, говори, или бейся, ты что, до ужина будешь мне мозг клевать?
– Не волнуйся, Шамиль, до ужина закончим, пойдешь, пожуешь, если будет чем, - удачно получается, улыбка проскальзывает даже у братьев Шамиля.
– Я вообще не понял, чего ты налетел, как дурак, я просто так сказал, обидеть даже не хотел, это ты на меня напал, - меняет тактику Шамиль.
– А-а, Шамиль, так я еще и дурак! Вот какой ты друг оказался!!!
С вариациями это продолжается минут двадцать. Немного толкаются, делают пару захватов. Зрители курят сигареты. Летом в селе спешить некуда. Проигрывает Шамиль, потому что устал, потому что ему становится все равно, и присутствующие это видят. Однако Ахмед не желает, чтобы Шамиль потерял
– Шамиль, я потому расстроился, когда ты это сказал, потому что я друг тебе.
– Так я не понял, Ахмед, короче, ты что сказать хочешь, мы друзья или не друзья?
Еще пару минут обсуждаем, какие мы друзья, в конце можно даже обняться. Вот все и разрешается к всеобщему удовлетворению. Настроение поднялось, переходим к футболу.
Научиться преодолевать свои недостатки гораздо проще, чем преодолевать свои достоинства. Сначала Ахмед пришлось научиться быть безжалостным к себе. Тренер говорил, что если на соревнованиях вывихнул или болит что-то, то это твои личные проблемы. Например, на соревнованиях Ахмеду наполовину оторвали ухо, кровища текла, но Ахмед не ушел с ковра. Тренер похвалил, сказал, что уважает. Хвалил он очень редко.
Ахмед колол себя иглами и научился не бояться боли. Магомед крутил пальцем у виска: "Псих". Хорошо ему, летом Ахмед видел, как Мага на спор со старшими парнями затушил сигарету себе в руку и глазом не моргнул.
Тренер видел эту мягкость: "На ковре нет места жалости". Постепенно Ахмед преодолел ее, но все равно ему нужно было разозлиться, чтобы показать все, на что он способен. "Ты из тех, кто начинает показывать результаты, когда приходит зрелость", - сказал тренер. Он стал специально ставить Ахмеда на спарринге против более слабых противников, требуя, чтобы Ахмед работал с ними в полную силу.
В старших классах Ахмед немного занимался боксом, карате, перепробовал все единоборства, клубы и секции которых были в городе. Тренер подсказал еще один жизненный принцип: "Не бойся страшного противника в шрамах и со сломанным носом. А бойся противника с целым носом и гладким лицом - значит, по нему трудно попасть". Самому Ахмеду нос все-таки сломали: в одном из боев с более сильным соперником он пошел на принцип, не стал уклоняться от обмена и оказался на полу со сломанным носом. Тоже урок.
Отец размышлял над характером младшего сына, советовался с Абу. Однажды летом Магомед слышал, как отец сказал дяде Абу:
– Понимаешь, мой путь привел меня к успеху. Очевидно, этот путь не подходит Ахмеду. Не знаю, что с ним делать, я не понимаю его. С другими детьми мне было проще.
– Парень идет своим путем. Он упорен, он добивается. Чего еще желать?
– сказал Абу.
Отец предлагал Ахмеду поступить в университет, но Ахмед мягко отвертелся и пошел в армию. Армия оставила дивные воспоминания, кроме первых пары недель. Ахмед вспоминал, как примерно к концу первой недели вечером, приуныв от всего этого лавинообразного армейского наезда, он сидел на подоконнике казармы и грустил. Даже с его физической подготовкой он чувствовал себя измотанным. Дело было больше в недостатке сна, чем в нагрузках. Было личное время - пятнадцать минут - до вечерней прогулки. Вечерняя прогулка к удивлению Ахмеда оказалась маршировкой строем по плацу с распеванием песни про "дан приказ ему на запад". А личное время молодым бойцам давали, чтобы перед прогулкой подшить свежий воротничок и почистить сапоги. В конце коридора у тумбочки дневального клубились старослужашие, желавшие что-то предъявить Ахмеду, но стеснявшиеся его грозного вида и копившие силы. Ахмед глядел через окно на гражданку, на автобусную остановку за забором части. Вот они, пятьдесят метров, разделяющих мир свободы и мир тупого наезда. В этот момент с задумчивого Ахмеда можно было лепить скульптуру "Аполлон, мечтающий о дембеле".