P.S. Я все еще люблю тебя
Шрифт:
Этот разговор принимает странный откровенный оборот, и я начинаю нервничать, но не в плохом смысле. Мне нравится делиться секретами, быть соучастниками.
– О-о, так ты целовался со многими девушками, да?
Он опять смеется.
– С достаточным количеством. – Он замолкает. – Я удивлен, что ты вообще помнишь тот день. Ты была настолько увлечена Кавински, что не думаю, что вообще заметила, кто еще там был.
Я толкаю его в плечо.
– Я не была «настолько увлечена Кавински»!
– Нет, была. Ты всю игру не сводила глаз с той бутылки, вот
Я заливаюсь ярким румянцем.
– Ох, замолчи.
Он продолжает, смеясь:
– Как ястреб свою добычу.
– Заткнись! – Теперь я тоже смеюсь. – Как вообще ты это помнишь?
– Потому что я делал то же самое, – признается он.
– Ты тоже пялился на Питера? – Я говорю это в шутку, чтобы подразнить, потому что это весело. Впервые за несколько дней я веселюсь.
Он смотрит прямо на меня, его темно-голубые глаза – уверенные и непоколебимые, и у меня в груди перехватывает дыхание.
– Нет. Я смотрел на тебя.
В ушах гудит – это звук моего сердца, бьющегося с тройной силой. «В памяти все происходит под музыку». Одна из моих любимых строк из «Стеклянного зверинца». Если я закрою глаза, то почти могу услышать ее и тот день в подвале Джона Амброуза Макларена. Интересно, какую музыку услышу я спустя годы, когда буду вспоминать этот момент?
Его взгляд удерживает мой, и я ощущаю трепет, который начинается в горле и перемещается через ключицы и грудь.
– Ты мне нравишься, Лара Джин. Ты мне нравилась тогда, и даже еще больше нравишься сейчас. Знаю, ты и Кавински только что расстались, и ты все еще грустишь, но мне просто хотелось, чтобы это было определенно ясно.
– Эм… хорошо, – шепчу я. Его слова … они произнесены четко, они не теряются в двусмысленности. Нет даже и следа заикания. Только определенная ясность.
– Ладно, хорошо. Давай выиграем твое желание. – Он достает телефон и открывает гугл карты. – Прежде, чем приехать сюда, я нашел адрес Джен. Думаю, ты права – нам не следует торопиться, мы должны оценить ситуацию. Не начинать наступления, тщательно не подготовившись.
– Угу. – Я в каком-то мечтательном состоянии, мне трудно сосредоточиться. Джон Амброуз Макларен хочет внести определенную ясность.
Я резко выхожу из этого состояния, когда Китти вваливается обратно в гостиную, держа в руках стакан апельсиновой газировки, баночку хумуса с красным перцем и пакетик пита-чипсов. Она пробирается к дивану и с грохотом опускается прямо между нами. Протягивая пакетик, она интересуется:
– Вы, ребят, хотите?
– Конечно, – отвечает Джон, угощаясь чипсами. – Эй, я слышал, что ты довольно-таки хороша в интригах. Это правда?
Она настороженно спрашивает:
– С чего ты так решил?
– Ведь это именно ты разослала письма Лары Джин, разве нет? – Китти кивает. – Тогда точно говорю, ты довольно-таки хороша в интригах.
– Наверное, да. Я так думаю.
– Потрясающе. Нам нужна твоя помощь.
Идеи Китти слишком уж экстремальны – такие, как порезать шины Женевьевы,
46
На следующее утро Китти ковыряется в своем тосте с арахисовым маслом, и папа говорит из-за своей газеты:
– Ты пропустишь автобус, если не поспешишь.
Она лишь пожимает плечами и неторопливо поднимается наверх, чтобы взять свою школьную сумку. Уверена, она думает, что сможет поехать со мной, если пропустит автобус, но я тоже опаздываю. Я проспала, а потом не могла найти свои любимые джинсы, так что мне пришлось довольствоваться вторыми любимыми.
Пока я споласкиваю свою тарелку, то смотрю в окно и вижу проезжающий мимо школьный автобус Китти.
– Ты опоздала на автобус! – кричу я ей наверх.
Никакого ответа.
Я запихиваю свой обед в сумку и окликаю:
– Если едешь со мной, то пошевеливайся! Пока, папочка!
Я надеваю обувь у входной двери, когда Китти пролетает мимо меня и выбегает из дома, рюкзак ударяется об ее плечо. Я следую за ней и закрываю за собой дверь. И там, на другой стороне улицы, прислонившись о свою черную Ауди, стоит Питер. Он широко улыбается Китти, а я, совершенно опешившая, просто стою на месте. Моя первая мысль: «Он здесь, чтобы увидеть меня?». Нет, не может быть. Вторая мысль: «Может, это ловушка?». Мой взгляд мечется по сторонам в поисках любого признака Женевьевы. Не найдя ни одного, я чувствую себя виноватой в том, что подумала, что он может быть так жесток.
Китти неистово машет ему и подбегает к машине.
– Привет!
– Готова ехать, малышка? – спрашивает он ее.
– Угу. – Она оглядывается на меня. – Лара Джин, ты можешь поехать с нами. Я сяду тебе на колени.
Питер смотрит на телефон, и та небольшая надежда, которая у меня появилась, что он, возможно, отчасти приехал увидеть меня, исчезает.
– Нет, все в порядке, – отвечаю я. – Там место только для двоих.
Он открывает для нее дверь с пассажирской стороны, и Китти забирается внутрь.
– Езжай быстро, – говорит она ему.
Он едва ли взглянул на меня, прежде чем они уехали. Что ж. Полагаю, ничего не поделаешь.
***
– Какой торт ты мне печешь?
Китти сидит на табуретке и наблюдает за мной. Сегодня вечером я пеку торт, так что для завтрашней вечеринкивсе готово. Я вбила себе в голову, что пижамная вечеринка Китти должна быть просто самой лучшей, отчасти из-за того, что вечеринка несколько запоздала и, следовательно, должна оправдать ожидания, и отчасти потому, что десять – это важный год в жизни девочки. Может, у Китти и нет мамы, но у нее будет потрясающий день рождения с ночевкой, если это в моих силах.