Падение Света
Шрифт:
На взгляд историка, наиболее ужасной в ученых интерпретациях была их правдоподобность. Да, не пожелай скульптор донести своей работой скрытый намек, в середине стоял бы не пес, а олень или, может быть, телец.
Райз Херат услышал скрип открываемой двери, но не обернулся, пока гость не заговорил.
— Здесь, историк? Во имя Тьмы, почему?
Райз пожал плечами. — Тут уединенное место.
Кедорпул хмыкнул: — Цитадель кишит лишь нашими соглядатаями.
— Да, это забавно. Разве целью шпионажа не была защита народа? Неужели мы стали такими безразличными,
Пухлый жрец поджал губы, но тут же пренебрежительно махнул рукой. Райз Херат улыбнулся. «О гибельный язык, ты подведешь меня!»
Кедорпул сказал, поморщившись: — Не напоминайте мне о том мерзавце, придворном трусе, лукавом сенешале верховных магов! Его возвышение было кратким. Я готов заменить его.
Историк повернулся к «Травле Пса». — Помните ее, жрец?
— Из давних времен. Какая жуть. Не удивительно, что ее спрятали здесь. Лишь в темноте можно благословить такое. Потушите свет — он нам не нужен.
— Работа какого-то Азатеная.
— Неужели? Да, понимаю ваше любопытство.
— А вот все остальные — работы Тисте.
Кедорпул снова махнул рукой. — Всякая тайна тает во времени, историк. Если вы так увлечены безумными причудами веков, лишенных нынешнего просветления, займитесь изучением склепа. Поставьте статуи в ряд, потревожьте камни и плесневелую бронзу. Принесите сюда стол, зажгите свечу и составьте трактат.
— И о чем будет трактат, жрец?
Кедорпул пожал плечами, озираясь. — Прошлое есть литания наивных ожиданий.
— Но мы, наконец, стали мудрыми.
— Именно.
— Что ж, есть такие историки, что находят утешение в вере, будто прошлые века можно рассматривать как фазы детства и взросления. Тем самым они избавляются от нужды искать лучшее, от навязчивой мысли, будто давным-давно мы жили лучше, нежели сегодня.
— Для этого вы призвали меня? Лучше набросайте свои мысли в свитке, и я посвящу его изучению пару десятков лет — когда будет свободное время.
— Да, я вам верю, — отвечал Райз, глядя на бронзу. — Но дела ведь не улучшаются? — Он обернулся и широко повел рукой: — Узрите же в Комнате Стыда брошенные нами идеи. Что за детский оптимизм!
Кедорпул начал отворачиваться. — Если это все…
— Расскажите о магии.
Священник помедлил, всматриваясь в него. — Что изволите узнать?
— Пределы ваших сил. Степень контроля.
— И вами движет академический интерес?
— Нет. Спрашивая, я выполняю просьбу верховной жрицы.
Смутная тень легла на смазливое лицо Кедорпула, словно на миг неосторожно показав облик старца, коим он станет в далеком будущем. — У нее появились причины сомневаться во мне?
— Похоже, жрец, всем мы обрели потребность защищаться друг от друга. Представьте меня в плаще шпиона. Привычный образ облегчит тревоги.
— В роли придворного сенешаля я не обременю ее.
— Значит, вы претендуете на некое мастерство.
— Претендую на уверенность.
— Думаю, Кедорпул, мастерство и уверенность унесли юного веселого мужчину, прежнего моего
— Есть ли еще вопросы?
— Кто ваш враг?
— Мой враг?
— Собирая силу — эти потоки магии — на кого вы готовы ее обрушить?
— Я слуга Матери Тьмы.
— Из рода самозваных слуг, Кедорпул?
Жрец вдруг оскалился. — Ах да, припоминаю. Ваше загадочное посещение Матери в компании Ланир и того Азатеная. Но каковы подробности? Да, никто из вас не соизволил уведомить меня, либо кого-то другого. Слышал, вы заслужили гнев лорда Сильхаса, но и это вас не поколебало. Итак, вот колодец тайн, из которого вы можете черпать когда угодно, по ситуации.
— Вы уже многое знаете. Она отвергла желание лорда Аномандера идти на Урусандера. Приказала держать меч в ножнах.
— И мне также прикажут ничего не делать? Если да, пусть я услышу слово от нее самой.
— А если я скажу, что мы не говорили с Матерью Тьмой? Что путешествие внезапно окончилось и нас вывел из того мира лорд Драконус?
— Значит, вы подрываете свое же право говорить от ее имени.
Приступ ярости заставил Райза Херата замолчать. Он отвернулся, снова глядя на бронзу Азатеная, глубоко дыша, чтобы успокоить эмоции. — Право? Ох, как все мы всматриваемся во тьму, умоляя о касании тяжелой и уверенной руки. Пусть ладонь ляжет на плечо, толкнет нас на верный путь.
— Я буду сенешалем, — заявил Кедорпул. — Буду распорядителем общих магических сил Цитадели, всех Тисте Андиев.
— И чей авторитет будет выше вашего?
— Матери, разумеется. Я лишь жду ее повелений…
— Зная, что их не будет. Кедорпул, я стал свидетелем захвата власти?
— Когда лорд Аномандер вернется в Харкенас, историк, я объявлю ему, что стою на его стороне и что воля сенешаля повелевает ему выхватить меч. Сражаться во имя Матери Тьмы. И на поле битвы я буду стоять во главе боевых магов, да, чтобы присоединить волшебство к его силе.
Райз Херат сосредоточился на «Травле Пса». Он почти слышал завывания. «Не многие, но один. И нет конца насилию до поцелуя неминуемой смерти. Тот купец… Он сказал, что не платил за статую. Что неведомый мастер-Азатенай назвал ее подарком Тисте.
Идеалы подобны суке. Могут породить кусачее потомство. Выводок однажды может напасть на мать. Не об этом ли вещала его скульптура? Нет, я лишь вижу то, что хочу видеть, и потому искусство бессмертно. Нужно лишь поднапрячься…
Но когда же разгул воображения кого-нибудь убеждал?»
Кедорпул заговорил после долгого мига тишины. — Доложите верховной жрице. Убедитесь, что она поняла.
— Разумеется.
Он слышал удаляющиеся шаги — отзвуки порхали в темных пространствах между бронзой и камнем.
Палаты, вмещающие забытые шедевры, как подумалось Райзу — не только склады печалей. Куда хуже, что в них расстаешься с невинностью. Он решил больше сюда не ходить.
* * *