Падение во грех

Alainara

На моих губах появилась улыбка, а в душе появилось какое-то странное тепло, которого там не было уже давно… это тепло придавало мне гордости.

Всё так… даже если мы умрём, Мечта останется жить, и вновь оживёт в ком-то… как она ожила во мне, вопреки всему.

Наша Мечта никогда не погибнет. Мечта Айона никогда не погибнет.

Ведь недаром его имя значит вечность….

Но мой отец был не в силах этого понять. Совсем другое он услышал в словах Айона….

– Эгоизм? – хмыкнул он, криво усмехнувшись. – Это я – эгоист? А тогда кто ты? Ты собирался уничтожить мир ради своих глупых целей.

Айон

сощурил глаза, и тоже хмыкнул. На его губах появилась ответная кривая ухмылка.

– Уничтожить мир? – с насмешкой проговорил Грешник. – О нет. Это не уничтожение мира, а лишь придание ему того облика, который был изначально. Этот мир уже БЫЛ таким, но из-за таких мелочных людей, как ты, он превратился в Систему. Стал клеткой.

Глаза моего отца вспыхнули ещё более сильным гневом, а голос сорвался на крик.

– Только ты хочешь этого мира!!! – почти взревел отец, его пальцы, сжимающие горло Айона, просто побелели. – И больше никто!!!

В ответ Айон усмехнулся, искоса глянув на меня. Мои губы тоже тронула ответная улыбка.

Он один хочет этого мира? Как бы не так….

Я желаю этого не меньше, желаю всей душой.

Что? Двоих тоже слишком мало? Уничтожить миллионы ради двоих – это эгоизм?

А кто из нас не эгоист на этой планете?

Я тяжело вздохнула, и мрачно глянула на отца. Хватит уже этого цирка. Пора взглянуть правде в лицо.

– Любые желания, любые Мечты несут в себе эгоистичное начало, – усмехнулась я. – Возможно, мы единственные хотим этого мира… возможно… но знаешь что, отец? Теперешний мир и так уничтожит себя, рано или поздно. Потому что невозможно жить… невозможно жить, забыв о себе. А мы забываем. Забываем наши желания, потому что, видите ли, «так надо». А как так можно жить? Сколько ещё может просуществовать мир, где люди жертвуют собой непонятно зачем? Сколько ещё просуществует мир, где люди несчастны? Ты говоришь, что мы эгоисты… да, это так. Мы эгоисты, потому что думаем о своих желаниях, думаем о том, как быть счастливыми. Даже если это в ущерб всему остальному. Но мы никогда не принесём в жертву то, без чего не можем прожить, как сейчас происходит в этом мире. Ведь вы всё время жертвуете всем, всё время уничтожаете себя… разве так можно протянуть долго? Что ещё могут ждать уничтожающие себя, кроме как вымирания? А мы всегда останемся живы, и всегда будем счастливы, потому и стараемся ради этого. И это единственный мир, который может существовать. Только такой мир может быть по-настоящему счастливым.

Я почувствовала одобрительный взгляд Айона. На мгновение я вновь ощутила, как наши души, наш разум сливаются… до боли, до странной, страшной страсти.

Мы – единое целое. И этого уже никто не изменит….

Мы будем бороться за свободу. И никогда не станем рабами.

И отец тоже словно почувствовал эту связь, эту цель, этот выбор. Его глаза сверкнули гневом, и он подошёл ко мне. Он сжал мои щёки так крепко, словно у него были не пальцы, а железные тиски. Подняв моё лицо, он заставил меня смотреть ему в глаза, смотреть в глаза его ненависти… ненависти Системы.

– Из-за твоего дурацкого эгоистичного счастья, из-за твоей бредовой мечты умерла твоя мать, – прошипел отец. – Близнецов избивают в школе. Я не говорю уже о тех, кого ты убила своей силой… среди них были и те, кого ты знала с детства. Твои друзья… твои родные…

и уж точно все, кого ты убила были чьим-то родными, ты просто выродок, если готова ими пожертвовать! – отец выпустил моё лицо, но тут же влепил мне пощёчину, которая, казалось, отозвалась болью не только в щеке, но и во всём моём теле. И в душе….

Я почувствовала слёзы в своих глазах. Боль пронзила самые далёкие уголки души. Я знала, что отцу меня никогда не понять… и всё же….

Глубоко вздохнув, я вновь заговорила, но так тихо, что слышал только отец. Я боялась, что если буду говорить чуть громче, мой голос сорвётся. Я не должна плакать… не должна плакать….

– Разве ты ещё не понимаешь? – сказала я тихим, хриплым голосом. – Всегда приходится чем-то жертвовать… посмотри вокруг! Те, кого ты запер в этой тюрьме тоже были чьими-то родными. И не забывай… – я опустила голову, волосы полностью скрыли моё лицо, прилипая к слезам и крови. – Что запер здесь собственную дочь….

Глаза отца сверкнули ещё большим гневом. Мои слова окончательно вывели его из себя, но думаю, слёзы тоже были причиной его вспышки… он всегда ненавидел слёзы, но сдерживался от того, чтобы ударить меня… но не сейчас.

Отец резко толкнул меня, так что я ударилась о каменную стену. Моё тело пронзила дикая боль, но я подавила даже стон, готовый вырваться из груди.

– Ты мне не дочь! – злобно вскричал отец. – Выродок! Лучше бы ты вообще не родилась!

И, смерив напоследок ненавидящим взглядом и меня, и Айона, отец вышел из камеры.

Я свернулась в клубочек на полу. Боль пронзила меня с новой силой. Нет, в теле боль почти унялась… но душа, казалось, разрывается на части. Словно ей никогда не приходилось испытывать подобного кошмара….

Слёз уже не было… слёз уже просто не было. И потому из груди вырвался странный, безумный смех.

Я смеялась громко, хрипло, надрывно… я задыхалась от этого смеха, на губах выступила кровь… но я не могла прекратить смеяться, хотя, казалось, воздуха в лёгких уже не осталось….

Боль сжимала сердце кровавыми тисками. Невыносимо! Не могу дышать!

Отец… как же мне больно, как же мне невыносимо выдерживать твой ненавидящий взгляд, слышать все эти слова, все проклятия… я подавляю свои чувства, но они всё равно вырываются наружу….

Как больно, когда тебя ненавидят… как больно, когда тебя ненавидят родные….

Как больно, когда ты видел правду мира… за это ты навсегда будешь проклят всеми, кто… всеми, кто любит тебя….

– Система ломает нас… – раздался голос Айона, словно наполняя собой всю камеру. – Используя любые ниточки. Любые слабые стороны, лишь бы прогнуть под себя. Чтобы убить дух свободы. Задушить чувство, которое она дарует. Но его нельзя забыть. Отказаться от того, что стало смыслом. Сломить невозможно, как и отнять Мечту.

Голос Айона словно вернул меня в реальность, вырывая из измерения бесконечной боли, в котором я прибывала. Мечта вновь огнём всколыхнулась в груди, но этот огонь с нанёс мне новые раны….

Я сжала кулаки, пытаясь справится с приступами безумного хохота… с приступами безумия, в которое столкнул меня собственный отец….

– Как же больно… – прошептала я, сжимая кулаки до такой степени, что почувствовала, как между пальцев течёт кровь. – Просто невозможно… я не могу… они… я люблю их… так больно….