Падение во грех
Шрифт:
Мне кажется, что на моём теле уже нет живого места. Что я вся – одна сплошная, кровоточащая рана… что я – всего лишь живой труп. Мне кажется, что я уже мертва, и мне ничто не может помочь…. Что я – смертельно искалечена, и ничто уже не способно меня исцелить.
Когда нас окружает лишь боль, нам трудно поверить, что нам когда-нибудь станет легче… однако легче нам может стать….
Внезапно все пытки надо мной прекращаются. Более того, меня начинают лечить с помощью каких-то странных технологий, ведь обычная медицина не может справится с моими ранами… боль, агония,
Ведь вряд ли надо мной сжалились и решили проявить милосердие… очень вряд ли….
И потому я вновь и вновь начинала ходить по камере, из угла в угол, а сердце сжималось ледяной рукой от нехорошего предчувствия. Я уже привыкла к боли, к агонии, разрывающей моё тело… но для меня явно приготовили куда более жуткий кошмар. Я дрожала от страха, сжимала кулаки… но могла лишь мучительно ждать. Айон тоже молчал. По его глазам я видела, что он тоже понимает, что для меня приготовили что-то очень нехорошее, но чем он мог мне помочь? Нам обоим оставалось лишь ждать и готовится к любым испытаниям, напрягая всю силу духа….
Тем временем приближалась очередная суббота. Страх накатывал на мою душу ледяной волной. Слишком долго отец не был у меня… и, конечно, мне не может везти бесконечно. Я ходила по камере из угла в угол, сжимая кулаки и кусая губы, вздрагивая от малейшего шороха. Отчаяние толкало меня в чёрную бездну… душа истекала кровью, была охвачена кошмаром… но сегодня ей предстояло почувствовать новую боль, получить новые раны… невыносимо! На мои глаза накатывались слёзы, но я подавляла их изо всех сил….
Мерзкий скрип решётки, заставляющий душу свернуться в замёрзший, болезненный комочек. Свет лампы бьёт по глазам. И вот я вижу отца… Джеймса Ремингтона.
В серых глазах стальная ненависть, пронзающая меня насквозь своей холодностью, словно в мою душу вонзается меч. Неужели, эти же глаза когда-то смотрели на меня с любовью, с гордостью, с чуть затаённой печалью? Неужели… неужели такое было когда-то?
Ева Магдалена Ремингтон… девочка с серыми глазами, любимица своего отца. Единственная из детей, кто унаследовал черты его родителей. Все надежды возложены на неё одну… она продолжит его дело, она будет ненавидеть демонов и уничтожит всё, что от них осталось….
И вот Ева Ремингтон в девятнадцать лет… седые волосы космами падают ей на лицо, в серых глазах нечеловеческая боль… но и упрямство. Нет, Ева не может забыть свою Мечту, свою проклятую цель ни под какими пытками… может плакать, может мечтать о смерти… но не сдаться. Не отказаться от своей Мечты… она уже слишком въелась в её душу.
Всё тело Евы покрывают шрамы, но… на нём есть следы поцелуев. Конечно, эти следы невидны… но отец знает о них….
Его дочь, его любимая дочь за одно с демоном, которого он ненавидит больше всех… и потому он проклинает её навсегда.
Джеймс Ремингтон, любил ли ты свою дочь? Или любил ту, которой она должна была по-твоему стать?
Любил ли ты меня, отец? Или любил ту иллюзию, что построил
Сильно травмированный в детстве, ты так и не оправился от своей раны… ты был хорошим мужем, хорошим отцом… но в глубине души всегда был калекой. Ты был очень добр с людьми, но твоя ненависть к демонам переходила всякие разумные пределы… даже люди, что так или иначе связывались с ними, не получали от тебя пощады… единственный демон, которого ты принял, был Хроно… но всем остальным была дорога в эту тюрьму, в эту жуткую агонию… и мне тоже.
Твоя дочь разбила все твои надежды, нанесла слишком глубокую рану… вот почему… вот почему ты её возненавидел.
Я до сих пор помню тот стальной взгляд, которым ты пронзил меня, когда вошёл в камеру после того… после того как уже узнал всю правду обо мне и Айоне….
Я нанесла своему отцу слишком болезненный удар… и мне уже не было прощения. Я помню, как его взгляд переместился на Айона, став ещё более жёстким, жестоким… как потом он бросился на демона, сдавив ему горло руками… я вся сжалась от боли, страха и какого-то другого горького чувства… да, конечно, отец не мог причинить вред Айону… но видеть эту ярость было невыносимо….
– Значит, ты ещё жив… – прошипел мой отец. – Ничего, я убью тебя… придушу голыми руками….
Ответом ему был насмешливый, презрительный взгляд аметистовых глаз. Айон смотрел на моего отца, так будто бы он – всего лишь пыль под его ногами. Несмотря на то, что мой отец всё сильнее и сильнее сдавливал горло демона, на лице Грешника не дрогнул ни один мускул. Впрочем, чего тут удивительного… он, выдержавший все те жуткие пытки, вдруг станет как-то реагировать на жалкую попытку убить его одними голыми руками?
– Кто ты… такой… чтобы… судить… – прохрипел Айон, всё ещё презрительно глядя на моего отца. – Кто ты… такой… чтобы… решать… умереть мне… или жить… всего лишь… раб… инструмент… который… выбросят… за ненабностью… когда… подойдёт срок… жалкому подобию не убить меня! – демон хрипло рассмеялся. На губах его была ухмылка. Холодная, циничная, но уверенная.
Мой отец ещё сильнее сжал его горло, но снова получил в ответ лишь гордую ухмылку. Бесполезно голыми руками пытаться задушить демона… и тогда он в бессильном гневе отпустил его. Но через мгновение снова зло усмехнулся.
– Ничего, – сквозь зубы проговорил мой отец. – Здесь ты всё равно умрёшь, сгниёшь заживо… также, как и мои родители, что погибли из-за тебя….
Айон в ответ лишь рассмеялся. Презрительно, как и всегда. Я понимала, кем он видит моего отца. Всего лишь жалким рабом Системы, неспособным посмотреть правде в лицо… но….
Да, это было так. Но он… он был моим отцом. И я не могла… не могла смеяться ему в лицо также, как это делал Айон… слишком… слишком больно… и потому, когда отец вновь повернулся ко мне, когда я опять увидела этот его ненавидящий, стальной взгляд – всё, что я смогла, это сжать зубы и опустить голову, с трудом подавляя все чувства, что были готовы вырваться наружу. Всю боль, всё отчаяние, всю горечь….