Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

Фляйшхауэр Ингеборг

Тем временем Советскому правительству пришлось пережить рез­кую отповедь. Риббентроп, находившийся в конце января в Варшаве и в очередной раз пытавшийся заручиться согласием Польши, приказал Шнурре, который 30 января должен был встретится с Микояном и уже прибыл в Варшаву, немедленно вернуться в Берлин. Дело в том, что ми­нистра иностранных дел шокировали сообщения западной прессы об отъезде немецкой торговой делегации в Москву, хотя были приняты все меры для «маскировки» [296] поездки Шнурре (встретившись с Шулен­бургом в Варшаве, он последовал бы дальше в качестве личного гостя посла). Шуленбург был вынужден ни с чем вернуться в Москву. Об от­зыве Шнурре в Берлин Эмиль Виль 28 января без вразумительного объ­яснения информировал советского полпреда в Берлине Мерекалова и германское посольство в Москве [297] .

296

Walter Schmidt Russische Jahre. Erlebtes aus 40 Jahren deutsch-sowietischer Beziehungen. Bonn, 1989, S. 9.

297

Телеграмма Виля в посольство в Москве от 26 января 1939 г. (ADAP, D, IV, Nr. 486, S. 545).

Об этом поступке Германии (по мнению Хильгера и Шнурре, это была «пощечина» Советскому правительству)

тогда много говорилось, а позднее кое-что писалось [298] . В этой связи следует отметить две при­чины: экономическую и политическую. С одной стороны, как теперь вспоминает д-р Шнурре, Германия хотя и была «сильно заинтересова­на в поставках важного в военном отношении сырья, но все-таки в тот момент не решалась начинать с Советским Союзом крупномасштабные торговые переговоры» [299] . С другой стороны, Гитлер и Риббентроп уже дали свое согласие на переговоры, исходя из далеко идущих политиче­ских расчетов. Поэтому, разумеется, после того как тайные полити­ческие планы, связанные с замаскированной поездкой, оказались раскрытыми в западной прессе, оба почувствовали себя «пойманными с поличным» [300] и отреагировали в истерической форме [301] .

298

Hilger. Wir, S. 271ff.; HilgerfMeyer. Allies, S. 286; Kleist. Hitler, S. 20ff.; ders. Tragdie, S. 46ff.; Duroselle. Politique, p. 92; Allard. Stalin, S. 97; Braubach. Weg, S. 10.

299

Об этом автору рассказал доктор Шнурре.

300

В тех условиях подобная интерпретация напрашивалась сама собой. Министр иностранных дел Франции Боннэ очень хорошо пони­мал значение запланированных московских переговоров, когда при­гласил к себе полномочного представителя Советского Союза Якова Сурица и высказал предположение, что Шнурре, хотя и не состоящий в ближайшем окружении Гитлера, но пользующийся его доверием, «от­правляется в Москву с общими указаниями... провести зондаж» (Joost. Botschafter, S. 289ff.). Итальянский посол в Берлине Бернардо Аттоли­ко 4 февраля 1939 г. сообщил в министерство иностранных дел Италии, что истинная причина отозвания Шнурре «заключалась в том, чтобы не давать пищи слухам относительно предполагаемого германо-советско­го сближения». Подобная озабоченность нашла подтверждение в речи Гитлера в рейхстаге 30 января 1939 г., в которой отсутствовали всякие нападки на СССР. См.: R. Ambasciata d'Italia, Berlino, Teleexpress, n. 00951/276, 4 februar 1939 г. (на запрос от 1 февраля 1939 г.), в: MdAE, АР, Russia, п. 35 (1939.3), Papporti politici Russia-Germania.

301

Высказывания Риббентропа при ознакомлении с сообщениями западной прессы свидетельствовали о подобной реакции. Он будто бы заявил: «В момент, когда я по поручению фюрера добиваюсь принци­пиального сотрудничества Германии с Польшей против Советского Со­юза, этим скандальным сообщением мне наносят удар в спину!» См.: Kleist. Hitler, S. 20-21; ders. Trag"odie, S. 46.

Советское правительство, которое, как позднее Астахов заявил Вайцзеккеру, поездке Шнурре в Москву сперва не придало политиче­ского значения, усмотрело в несовместимом с протоколом «отказе гер­манского правительства... несомненный политический акт» [302] . Его экономические интересы и престиж пострадали оттого, что Германия все еще оглядывалась на Англию и Францию. О том, что Гитлер, опра­вившись от внезапного раздражения, быстро вспомнило своих дол­говременных тактических расчетах, свидетельствует его речь в рейхстаге, произнесенная 30 января 1939 г., в которой он вопреки своей привычке обошел молчанием Советское государство.

302

Записка Астахова от 30 мая 1939 г., в: АВП СССР, ф. 011, оп. 4, п. 27. д. 59, л. 105-110.

Важным в этой связи является тот факт, что с отзывом Шнурре ини­циатива германской дипломатии в России потерпела первую серьезную неудачу. Об этом Шуленбург со всей откровенностью писал Вайцзекке­ру после того, как улеглось негодование [303] ; тот в свою очередь выразил общую надежду, что, «несмотря на подобные осложнения, цель будет достигнута» [304] .

Когда в первые дни февраля 1939 г. в министерстве иностранных дел прошел слух о том, что разгневанное руководство подумывает даже о разрыве германо-советских отношений, Эмиль Виль вновь проявил инициативу, чтобы, указав на потребности экономической политики, предостеречь от катастрофических последствий такого шага. Посове­товавшись со Шнурре и другими заинтересованными лицами, Виль 6 февраля составил для Риббентропа «Записку об экономических по­следствиях разрыва отношений с Советским Союзом» [305] , в которой он, приводя важные в данной ситуации аргументы и ссылаясь на все заин­тересованные ведомства, подчеркнул, что при разрыве отношений лоп­нут не только повисшие в воздухе переговоры об увеличении поставок советского сырья, но и будут полностью приостановлены уже согласо­ванные поставки, а «прекращение завоза сырья из России даже в ны­нешних размерах нанесет серьезный экономический ущерб». В качестве довода Виль выставил также «озабоченность заинтересован­ных ведомств» по поводу разрыва отношений и однозначно высказался не только за сохранение, но и за расширение «всеми средствами» това­рообмена с Советским Союзом.

303

Посол фон Шуленбург писал статс-секретарю фон Вайцзеккеру из Москвы 6 февраля 1939 г. (ADAP, D, IV, Nr. 487, S. 546-547): «Ото­звание Шнурре в Берлин ...огорчило нас...главным образом по деловым соображениям». В этом письме Шуленбург категори­чески отрицал высказанное в Берлине предположение о том, что поя­вившиеся сообщения проникли в печать по инициативе советской стороны, и подчеркнул, что, каково бы ни было их происхождение, они достигли своей цели и «вставили нам палки в колеса».

304

Письмо Вайцзеккера Шуленбургу от 15 февраля 1939 г. (РА АА, Polit. Akten Botschafter v.d. Schulenburg, 178477; ADAP, D, IV, Nr. 492, S. 550).

305

Ebd Nr 488 S 547.

В тот же день он пригласил полпреда Мерекалова [306] , чтобы, несо­мненно, как-то оправдать неподобающее поведение немецкой стороны и, несмотря на это испытание, не дать замереть германо-советскому

ди­алогу [307] . В своем отчете о встрече Виль приписал Мерекалову слова о том, что тот якобы по-прежнему рассчитывает «на благоприятный ис­ход переговоров в Москве» и надеется, что они «приведут к расширению торговых отношений между Советской Россией и Германией», — сло­ва, которые, учитывая сильное раздражение Советского правительст­ва, Мерекалов вряд ли мог произнести, но которые очень точно отражали надежды германской дипломатии.

306

Записка Виля от 6 февраля 1939 г. (Ebd., Nr. 489, S. 548).

307

Одновременно доктор Шнурре, по сообщенным им автору сведе­ниям, пытался в частных беседах с советскими представителями в Берлине продолжать поддерживать «на медленном огне» начатые переговоры о кредитах.

Представители германского посольства в Москве в беседах с колле­гами, в частности с сотрудниками посольства США, также выражали надежду, что отзыв Шнурре является лишь отсрочкой, но не изменени­ем принципиальной позиции Германии относительно достижения с СССР соглашения о расширении торговых связей [308] . В беседах они да­ли понять американским коллегам, «что внезапное отозвание господи­на Шнурре... было связано с различными интерпретациями деталей торгового соглашения между Германией и Советским Союзом». Эти ин­терпретации, как предполагалось, вызвали негодование Гитлера и других высших нацистских чинов и привели к решению отложить пере­говоры с Советским правительством [309] .

308

Как заметил Хильгер в беседе с Аугусто Россо, «несостоявшийся приезд в Москву Шнурре означает только лишь перенос, а не отказ от планируемых переговоров с СССР о торговле и кредитах».

309

Поверенный в делах США в Москве Кэрк — государственному секретарю от 15 февраля 1939г. (FR US I, p. 314-316).

Продолжению инициативы, возможно, способствовало и то, что по­пытки Риббентропа во время визита в Варшаву в последние дни января 1939 г. втянуть Польшу (как выразился министр иностранных дел Бек) «в антирусскую комбинацию не увенчались успехом. Он получил от­вет, что мы (поляки) очень серьезно относимся к нашему договору о ненападении с Россией и рассматриваем его как долгосрочное ре­шение» [310] .

По воспоминаниям присутствовавшей тогда в Варшаве жены Риб­бентропа, потрясение, вызванное отказом Польши (а Бек на второй день вообще не пришел на условленную беседу с Риббентропом), побу­дило его (как, вероятно, и Гитлера за три недели до того) на обратном пути из Варшавы в Берлин впервые заявить: «Теперь, если мы не хотим оказаться в полном окружении, остается единственный выход: объеди­ниться с Россией» [311] .

310

Цит. no: Ribbentrop. London, S. 160 (Anm.).

311

Аннелиз фон Риббентроп (там же).

В то время как подобные соображения приобретали сторонников в других ведомствах [312] , Гитлер опять заколебался, размышляя о том, не стоит ли все-таки в качестве следующей цели избрать Украину. Уступ­чивая реакция за рубежом на речь в рейхстаге вновь оживила воинст­венные настроения. За границей все еще носились с идеей длительного мира. Однако он был возможен лишь в том случае, «если они (так выра­зился 1 февраля после встречи с Гитлером Геббельс) дадут нам то, что принадлежит нам по праву». Гитлер, по словам Геббельса, усиленно размышлял над своими «дальнейшими внешнеполитическими шагами. Возможно, опять наступит черед Чехословакии... Ведь эта проблема разрешена только наполовину. Но Гитлер окончательно еще не решил. Может быть, Украина» [313] .

312

После разговора с высшими чиновниками министерства ино­странных дел Геббельс записал: «В данный момент Варшава чувствует себя уверенно. Но как долго?» (Goebbels-Tageb"ucher, 1,3, S. 565.

313

Ebd., 1,3, S. 566.

В условиях подобной нерешительности сторонникам более проч­ных отношений с СССР из министерства иностранных дел позволили через посла Шуленбурга возобновить прерванные переговоры в Моск­ве, если советская сторона, несмотря на перенесенную обиду, на это со­гласится.

II. НАЧАЛО ПОЛИТИЧЕСКИХ ПЕРЕГОВОРОВ 1 ФЕВРАЛЯ — 10 МАЯ 1939 ГОДА

Недели между отозванием Шнурре и открытием XVIII съезда ВКП (б) 10 марта 1939 г. прошли для германского посольства в Москве в упорной борьбе за продолжение едва начавшихся переговоров о постав­ках сырья и предоставлении кредитов.

Как утверждал германский посол в письме статс-секретарю Вайцзеккеру от 6 февраля, посольство (видимо, устно) «провело зондаж у советского наркома внешней торговли Микояна». Подчеркивая значе­ние Микояна, Шуленбург заявил, что речь идет об «очень влиятельной советской личности», и сообщил, что зондаж имел целью определить, «в какой степени мы сможем содействовать интересам Германии».

Однако первая беседа с Микояном 10 февраля не принесла успеха. Посол лично передал новому наркому германский проект соглашения о кредитах, но не встретил взаимопонимания. Советское правительство лишь выразило готовность продолжать поставки сырья примерно в прежних объемах [314] . Крайне сдержанны в беседах с германским послом были и другие представители Советского правительства. Не дали ре­зультатов и неоднократные попытки Шуленбурга в отсутствие забо­левшего наркома Литвинова продолжить переговоры об арестованных немцах с его первым заместителем Потемкиным. Несмотря на огром­ные усилия, писал Шуленбург в частном письме в Берлин, он все еще «не продвинулся вперед» [315] . 11 февраля Председатель Президиума Вер­ховного Совета М. Калинин официально уведомил вновь назначенного французского посла Поля Эмиля Наджиара (после вручения им вери­тельной грамоты) о том, что накануне германский посол представил на рассмотрение Советскому правительству «официальные предложения относительно переговоров по экономическим вопросам» [316] .

314

Отчеты Шуленбурга министерству иностранных дел 10 и 11 фев­раля 1939 г. На втором документе пометка: «Вышеупомянутую теле­грамму Шнурре доставить на его квартиру» (ADAP, D, IV, Nr. 490,491, S.548-549).

315

Письмо Шуленбурга Алле фон Дуберг от 13 февраля 1939 г. (Nachlass, S. 3).

316

Послание Наджиара в адрес Боннэ от 12 февраля 1939 г. (DDF, п° 102, р. 185).