Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

Фляйшхауэр Ингеборг

Поэтому мысли Хасселя все больше обращались к Советскому Союзу. В статье «Тирпиц в мировой политике», опубликованной в газете «Дойче альгемайне цайтунг» 2 апреля, то есть во время пребывания вместе с Гитлером в Вильгельмсхафене, Хассель напомнил об основных прин­ципах политики Бисмарка в отношении России. Он подчеркнул, что, и по мнению Тирпица, между Германией и Россией не должно быть не­преодолимых противоречий и что война против России была бы для Германии «величайшей ошибкой».

В министерстве иностранных дел в первые дни апреля, когда там находился Шуленбург, интенсивно обсуждался вопрос о возможно­стях сближения с Россией [469] . В связи с директивой Гитлера, касаю­щейся плана «Вайс», в обсуждении принял участие и министр иностранных дел [470] . В страстную пятницу, 7 апреля 1939 г., он дал задание прозондировать в советском представительстве в Берлине го­товность советской стороны к переговорам. Это произошло через день после подписания англо-польского коммюнике, то есть в тот день, ког­да Италия оккупировала Албанию, стратегический плацдарм держав «оси» на Балканах, которые Россия традиционно рассматривала в ка­честве сферы своего влияния. Риббентроп приказал своему референту по польскому и русскому вопросам и, вероятно, невольному агенту со­ветской разведки Петеру Клейсту (как не совсем убедительно

сфор­мулировал он сам) «улучшить личные отношения с сотрудниками советского посольства» [471] .

469

Weizscker. Erinnerungen, S. 230.

470

Подобные «успехи» сотрудников МИД часто оказывались крат­ковременными. Риббентроп, как видно, мог воспринимать аргументы своих подчиненных, особенно если они воздействовали на него вместе, но тотчас же забывал их при встречах с Гитлером. Об этом рассказал ав­тору Шнурре.

471

Клейст (Hitler, S. 26ff.; ders., Trag"odie, S. 50ff.) в главе «Сталин зондирует» описывает собственный зондаж с позиции другой стороны, что весьма примечательно. Свидетельства Петера Клейста следует всегда воспринимать с осторожностью. Зная характер его поручений в 1943 — 1945 гг. в качестве «слуги трех господ» — Риббентропа, Вальтера Шелленберга и Генриха Гиммлера (см. мою работу «Die Chance des Sonderfriedens», Berlin, 1986, S. 255-257), — нужно во всем, что он пи­шет об этом зондаже советской стороны, строго отличать правду от вы­мысла. Сотрудники посольства в Москве избегали этого самонадеянного человека с большими амбициями, виртуозно владев­шего вульгарным жаргоном национал-социалистских карьеристов (член НСДАП с 1933 г., с 1938 г. в СС, с 30 января 1943 г. — оберштурмбаннфюрер в главном управлении СС), а работники «старого» министерства иностранных дел относились к нему со смешанным чув­ством отвращения и презрения. Клейст всегда оказывался там, где, по его мнению, назревали события всемирно-исторического значения. Пренебрегая трезвым анализом личностей, мотивов и обстоятельств, а также своей собственной функции, он возвеличивал себя до роли важ­ного посредника.

В своих воспоминаниях Клейст умолчал о многом, имеющем важ­ное значение для реконструкции тех событий, и поведал о некоторых вещах, которые в самом деле происходили иначе. Согласно версии Клейста, Астахов без обиняков заявил ему о советском предложении начать переговоры с Германией, но это было прямо противоположное изображение действительного хода беседы.

Фактически в качестве реального субстрата из его рассказа можно извлечь следующее: Риббентроп поручил, возможно, с ведо­ма Гитлера среднему служащему своего ведомства, располагавшему определенными, но не очень близкими связями на советской сторо­не, прозондировать позицию Советского Союза. Если бы зондаж не принес успеха, то, учитывая незначительный политический вес по­средника, контакты можно было бы прекратить без особых послед­ствий. Клейст начал нащупывать подходящие пути, чтобы, опираясь на известные полномочия, обратиться в советское пред­ставительство в Берлине. Поэтому он попросил Фритца Чунке, «ведущего специалиста по вопросам германской экономики на Вос­токе» [472] , пойти вместе с ним. В своих мемуарах Клейст имени Чунке не называет. О бывшем майоре рейхсвера Чунке со времени его работы в Красной Армии у советской стороны сохранились до­брые воспоминания. Теперь он был ведущим специалистом русской комиссии Совета германской экономики [473] , а во время войны стал руководителем Восточного отдела концерна «Отто Вольф АГ».

472

Охнет главного управления имперской безопасности VI от 13 ок­тября 1944 г. (Bundesarchiv Koblenz, EAP 173-b-20-10/ll).

473

Относительно общей обстановки см.: Hans-J"urgen Perrey. Der Russlandausschuss der deutschen Wirtschaft. M"unchen, 1985.

В качестве сопровождающего такого важного, по мнению советской стороны, сотрудника, как Чунке, Клейст не только получил доступ в советское представительство, но его даже принял второй человек пол­предства, ведавший вопросами торговли и экономики, советник пол­предства Георгий Астахов. (Он не был, как указывает Клейст, поверенным в делах и руководителем представительства; просто пол­пред Мерекалов в тот момент отсутствовал, а через десять дней уехал в Москву навсегда.)

Под каким предлогом Чунке и Клейст начали разговор, — неизве­стно. Наверное, было достаточно одного лишь намека на экономиче­ские интересы Германии в России. Позднее Клейст, вспоминая об этой беседе, сообщил, что обсуждать политические вопросы его не уполно­мочили. Вместо этого он якобы завел светскую беседу о запрещении в СССР «авангардистского» искусства. Отрицательно покачав головой, Астахов заметил, что догматические заблуждения подобного рода ско­рее следовало бы обсуждать в Германии.

Затем, по утверждению Клейста, «Астахов в блестящем, историче­ски обоснованном докладе и с четкостью, которая не оставляла желать лучшего, указал на бессмысленность того, что Германия и Советский Союз из-за «идеологической казуистики» ведут борьбу друг с другом, вместо того, чтобы, как часто бывало в истории, вместе делать большую политику».

Однако есть основания предположить, что на самом деле этот «ис­торический доклад» сделал хорошо подготовленный национал-со­циалистский пропагандист, в то время как советник советского полпредства и эксперт по экономике, в лучшем случае в рамках своих полномочий, вставлял отдельные замечания в том смысле, что, по мне­нию советской стороны, нет никаких веских оснований для дальнейше­го обострения противоречий, что Советское правительство (и здесь Астахов, конечно же, взглянул на представителя немецкой экономиче­ской комиссии по России) всегда выступало за установление полезных «деловых связей».

И хотя Клейст охарактеризовал беседу как «феноменальный ус­пех» [474] , он тут же получил строгий нагоняй от Риббентропа, заметив­шего, что он «не думает, чтобы фюреру было желательно продолжение этих разговоров». Столь резкое прекращение зондажа создает впечат­ление, что он прошел безрезультатно.

О чем это говорит? Вспоминая, Клейст умолчал о главных пунктах своего поручения. Поскольку визит к Астахову состоялся «вскоре» по­сле того, как в страстную пятницу, 7 апреля, Клейст получил задание от Риббентропа, нужно полагать, что он (или Фритц Чунке) самое ран­нее в понедельник пасхальной недели мог установить контакт с совет­ским представительством и встреча, вероятно, была назначена на вторник, являвшийся первым рабочим днем. Но ведь в пасхальный вторник, 11 апреля, Гитлер подписал распоряжение вермахту относи­тельно военного разгрома Польши (план

«Вайс»).

474

Kleist Hitler, S. 28; ders, Trag"odie, S. 52.

Очень возможно, что в тот день Клейст должен был обратить внима­ние Астахова на то, что поход Германии против Польши не приведет к осложнениям с Россией, если только своевременно будет достигнута договоренность. В таком случае Германия и Россия могли бы даже «вме­сте делать большую политику». Если все происходило именно так, то можно считать, что правительству Сталина было сделано первое пред­ложение о разделе Польши. Подобное толкование находит косвенное подтверждение в записи Геббельса, сделанной в понедельник, 10 апре­ля, в которой он, комментируя заключение пакта о взаимной помощи между Лондоном и Варшавой, заметил, что Польша когда-нибудь доро­го за это заплатит. «Так, — писал он, — начиналось и в Чехословакии. Закончилось все разделом страны» [475] . С советской стороны положи­тельной реакции на это предложение, по всей видимости, не после­довало.

475

Goebbels-Tageb"ucher, 1,3, S. 59.

Но вернемся к предложению об установлении контакта. В изложе­нии Клейста этот визит в советское полпредство представлен как ре­зультат инициативы Астахова, как якобы недвусмысленное советское предложение Германии. Более поздние исследования подхватили это утверждение. Однако нет никаких сомнений в том, что на самом деле речь шла о германской инициативе, исходившей от Риббентропа, воз­можно, с ведома Гитлера. По мнению Сиполса, знакомого с советскими документами, эта инициатива имела своей целью «ослабление напря­женности в отношениях» между Германией и СССР [476] .

476

В.Я. Сиполс. За несколько месяцев... («Международная жизнь», 1989, №5, с. 128).

Отчет Клейста за 1944 г. подтверждает, что инициатива исходила от германской стороны. Клейст в сентябре — октябре 1944 г. по поруче­нию Гиммлера предпринял — и снова безуспешно — новые попытки побудить Советы к сближению с гитлеровским рейхом. В своем заклю­чительном отчете Гиммлеру, отпечатанном «шрифтом фюрера» и предназначенном для доклада Гитлеру, Клейст, оглядываясь назад, ссылался на свой первый контакт подобного рода. Он писал: «Мне хоте­лось бы заметить, что в 1939 г., в ходе подготовки советского пакта, ус­тановить контакте Астаховым, бывшим поверенным в делах в Берлине, мне помог майор Фритц Чунке» [477] .

477

Сообщение Петера Бруно Клейста от 13 октября 1944 г. (с. 4) в: Документы главного управления имперской безопасности VI (Bundesarchiv Koblenz, EAP 173-b-20-10/U).

Явный провал этой неудачной первой попытки достичь взаимопо­нимания с советским представительством убедил заинтересованных лиц в МИД в том, что нужно как можно скорее предпринять соответст­вующий зондаж на более высоком уровне.

Первые дипломатические контакты: Вайцзеккер — Мерекалов

В обстановке растущей «драматической напряженности» [478] пред­ставители немецкой дипломатии, занимавшиеся Россией, стали возла­гать свои надежды на Москву и Лондон. С начала апреля 1939 г. и особенно после захвата Албании союзницей Германии Италией Москва развернула в печати новую кампанию за создание «прочной системы коллективной безопасности против фашистской агрессии» и возрожде­ние идеи о коллективном фронте обороны [479] . В западных столицах гла­вы правительств Невилл Чемберлен и Эдуард Даладье испытывали давление со стороны оппозиции, общественного мнения и дипломати­ческих служб своих стран. Особенно настойчиво дипломаты предосте­регали от подталкивания Сталина в объятия Гитлера [480] . С точки зрения малых стран Центральной и Восточной Европы, которые после потрясения Мюнхена чувствовали себя покинутыми великими держа­вами, наступили наконец радикальные перемены. «Европа, казалось, проснулась, чтобы перед лицом опасности вновь продемонстрировать свое единство и солидарность» [481] .

478

Weizs"acker — Papiere, 29 April 1939, S. 153.

479

См., например, статьи «Политикуса» на английском языке в «Moscow News» за 3 и 10 апреля, на французском языке в «Journal de Moscou» за 11 апреля и на немецком языке в «Rundschau» за 13 апреля 1939 г. Кроме того, см.: Weber. Entstehung, S. 87 (Anm. 59).

480

Так, английский посол в Москве Сидс в сообщении от 13 апреля 1939 г. обратил внимание лорда Галифакса на «возможную опасность» германского предложения»Сталину. В нынешних условиях, писал он, Гитлер может очень просто использовать «явное желание» Сталина, чтобы, пообещав территориальные уступки, например Бессарабии, не­которых частей Польши, Латвии и Эстонии, заручиться его расположе­нием (DBFP, V, р. 104). Галифакса настолько встревожило это сообщение, что он сразу же после его получения, 14 апреля 1939 г., со­брал в Форин офисе заседание, чтобы «обсудить проблему России» (Manne. Decision, p. 17).

481

Gafencu. Jours, p. 33.

На стороне западных держав выступили также Соединенные Шта­ты Америки, направив 14 апреля Гитлеру и Муссолини послание пре­зидента Рузвельта [482] . Советское правительство приветствовало такое развитие, от его имени Калинин телеграммой выразил благодарность Рузвельту. Московская печать опубликовала телеграмму 16 апреля [483] , а 22 апреля — полный текст ноты Рузвельта. Казалось, великие держа­вы сплачивались против Гитлера.

482

Domarus. Hitler, Bd. II, S. 1137-1139; Майский. Воспомина­ния.... стр. 460-462

483

Советская точка зрения в: там же, с. 460-462; относительно точ­ки зрения германского посольства в Москве см. сообщение Типпельскирха от 24 апреля 1939 г. (ADAP, D, VI, Nr. 257, S. 266-267) ; американская точка зрения в: Hull. Memoires p. 658.