Пакт. Гитлер, Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938-1939

Фляйшхауэр Ингеборг

Затем Эрих Кордт выделял лиц, группировавшихся вокруг статс-секретаря фон Вайцзеккера. Члены этой второй груп­пы, по его мнению, по-видимому, переоценивали опасность, ко­торую мог представлять для Германии союз западных держав с СССР; они считали, что «противодействовать заключению такого союза» и устанавливать «связь с Москвой» нужно было путем по­степенной ликвидации идеологического противостояния и «норма­лизации отношений». Вайцзеккер отстаивал ту точку зрения, что «отношения Германии с Советским Союзом (должны) быть не ху­же отношений с ним других стран».

Кордт, однако, обходит вопрос о характере нормализации, к кото­рой стремилась эта группа. Имелось ли в виду расчленение Польши или отказ от условий Рапалльского договора? В польском вопросе Вайцзек­кер, год назад предлагавший «химическое решение» чехословацкого вопроса, также выступал за мирное «присоединение», которое при тог­дашней расстановке сил не могло быть осуществимо. Статс-секретарь в декабре 1938 г. рекомендовал Риббентропу «сократить Польшу до при­емлемых для нас размеров как буфер против России» путем «приобре­тения... Данцига и создания широкого и прочного моста в Восточную Пруссию»; «Польша вряд ли может рассчитывать на сочувствие или какую-либо помощь третьих стран». Перед оккупацией Чехословакии Вайцзеккер советовал Риббентропу лучше «разобраться с Польшей»; при этом вермахту следовало «занять Мемель и затем выйти на Данциг и коридор». После оккупации Праги он полагал, что «новая акция» при всех ее негативных

последствиях по меньшей мере «благотворно по­влияет на чересчур самонадеянную Варшаву». Однако уже 27 марта (посол Шуленбург вот уже несколько дней находился в Берлине и при­сутствовал на совещаниях в министерстве иностранных дел) статс-секретарю представлялось «невозможным... решить вопрос о Данциге», поскольку «германо-польское столкновение привело бы в движение ла­вину». Тем не менее его все больше раздражали «наглость поляков и их недостаточно серьезный подход к сделанному им предположению». Он считал, что Германия могла бы «уже сейчас заставить поляков быть бо­лее податливыми. Речь не идет ни о компромиссном решении, ни о вой­не с Польшей» [422] .

422

Weizs"acker-Papiere, S. 150,152,153.

В этом частично м переходе на примирительные позиции можно видеть влияние аргументов, изложенных Шуленбургом во время его пребывания в Берлине с 24 марта по 1 апреля. Вероятно, и разговоры о «нормализации отношений» (правда, на базе Берлинского договора от 1926 г.) сложились под воздействием доводов посла. «Сотрудники гер­манского посольства в Москве» составляли, по мнению Эриха Кордта, отдельную группу. Как «выдающиеся специалисты по России» они счи­тались «благодаря длительному знакомству с советскими делами и тра­дициями со времен Брокдорф-Ранцау, информированными лучше, чем сотрудники других представительств» [423] . Германскому послу в Москве были хорошо знакомы позиции консервативных «псевдобисмаркианцев» и группы Вайцзеккера; он с расстояния видел их опасную национальную ограниченность и чувствовал отвращение и к их идее национального отмщения, и к их неуважению прав малых народов. Его отношение к Польше после четырехлетнего пребывания в Варшаве бы­ло дружеским; сохранившиеся с того времени близкие личные кон­такты с элитой польского общества обеспечивали постоянство его уважения к польской нации [424] . В министерстве иностранных дел он пытался представить войну против Польши ненужной и в высшей сте­пени опасной, указывая, во-первых, на возможное сопротивление Со­ветского правительства, а во-вторых, на неожидаемое вмешательство западных держав. Использовать эти аргументы применительно к во­просу о Данциге Шуленбург не мог, ибо на основании более ранних за­мечаний Литвинова у него сложилось впечатление, что Советское правительство не станет противиться включению Данцига в «рейх» [425] .

423

Kordt. Akten, S. 307.

424

Об этом свидетельствует обширная личная переписка Шулен­бурга, составляющая часть его литературного наследия.

425

22 августа 1938 г. пессимистически настроенный Литвинов ска­зал послу, что после успеха в городе национал-социалистов «Данциг ... для Польши потерян. Она этот город давно уже «списала со счета», и он уже утратил для Польши всякое значение". Политический отчет Шуленбурга в МИД от 26 августа 1938 г. (ADAP, D, II, Nr. 396, S. 501).

Поэтому германское посольство в Москве было вынуждено при дип­ломатическом маневрировании между Гитлером и Сталиным, а также при попытках повлиять на основы германской внешней политики, на начальство и коллег в министерстве иностранных дел действовать с ве­ликой осторожностью, чтобы не быть либо неправильно понятым, либо вовлеченным в реализацию концепции, противоречащей собственным убеждениям. Создается впечатление, что, хотя руководители МИД прислушивались к мнению германского посольства и даже частично ис­пользовали его в качестве средства для достижения цели, они не за­мечали или высмеивали глубокий моральный пафос, историческую и политическую правомерность подобной позиции.

Во второй половине марта число сторонников германо-русского взаимопонимания в информированных кругах Берлина увеличилось. Разговоры о «польской мозаике», то есть о разделе Польши на угодные Гитлеру мелкие образования, стали злободневной политической те­мой [426] . Поскольку Гитлер любое направленное против России военное «решение» так называемой польской проблемы считал «сложным и опасным» [427] , взоры многих с надеждой устремились к Москве. По сообщениям, поступавшим в итальянское посольство в Берлине, ситуация, сложившаяся после завоевания Чехословакии, открывала по меньшей мере одну возможность: с присоединением огромного военного потен­циала к рейху должен был исчезнуть страх германского правительства перед часто упоминавшимся «русским дредноутом Чехословакией» — этой якобы советской военной базой на восточном фланге Германии. Данное «обстоятельство могло побудить Гитлера изменить свои планы в отношении России» [428] .

426

В сообщении послу Аттолико итальянский генконсул Ренцетти 19 марта 1939 г. указал на данную тему беседы. Как он подчеркнул, эта идея имеет «сторонников среди тех, кто хотел бы германо-советского взаимопонимания». — Цит. по: Toscano. Italia, p. 54.

427

De Witt Poole. Light, p. 141.

428

Ренцетти — Аттолико, 19 марта 1939 г. — Цит. по: Toscano. Italia, p. 54.

Уже по пути из Праги 18 марта мысли Гитлера, «окрыленного», по словам его адъютанта Белова, «договором с Гахой и относительно спо­койным захватом Чехословакии» [429] , вращались вокруг России. Хотя военная мощь Великой Германии благодаря чехословацкому трофею возросла, тем не менее, как сказал Гитлер Белову, «трудно изолиро­вать Польшу... Заклятым врагом поляков является не Германия, а Рос­сия. Нам однажды также будет грозить со стороны России большая опасность. Но почему послезавтрашний враг не может быть завтраш­ним другом? Этот вопрос следует очень основательно обдумать. Глав­ная задача состоит в том, чтобы сейчас найти путь к новым переговорам с Польшей».

429

Nicolaus v. Below. Als Hitlers Adjutant 1937-1945. Mainz, 1980, S. 155.

Путь,

по которому пошли «переговоры» с Польшей, привел Гитлера назад, к его размышлениям о России.

Польша отказывается

С оккупацией Чехословакии Гитлер блокировал Польшу с трех сто­рон. Как заявил впоследствии генерал Йодль [430] , «территориальная структура Великой Германии позволяла рассматривать польский воп­рос, исходя из более или менее благоприятных стратегических предпо­сылок». С захватом Мемельской области 23 марта Польша оказалась окруженной и с северо-востока.

430

Цит. no: Winston S. Churchill. The Second World War. London, 1988, vol. 1, p. 318.

После оккупации Чехословакии внимание великих держав было приковано к Польше и Румынии; оба государства между Балтийским и Черным морями теперь лежали на пути германской экспансии на вос­ток. Дурные предчувствия приобрели такой размах, что одно-единст­венное неудачное выражение румынского посланника в Лондоне Тиля о подготовке германского вторжения в Румынию привело в движение западную дипломатию [431] . Утром 18 марта британский посол в Москве Сидс посетил наркома Литвинова, чтобы от имени своего правительст­ва задать ему вопрос относительно позиции Советского Союза в случае германской агрессии против Румынии. 19 марта Советское правитель­ство предложило срочно созвать конференцию шести держав, по воз­можности в Бухаресте, на которой заинтересованные страны (Англия, Франция, СССР, Польша, Румыния и Турция) образовали бы совмест­ный оборонительный фронт против германской агрессии. Это предло­жение — повторение прошлогодней советской инициативы в условиях непосредственной военной угрозы — потерпело фиаско из-за глубокого недоверия Чемберлена к большевистской России. Официально британ­ское правительство отклонило советскую инициативу как «преждевре­менную». ТАСС опубликовало это заявление 22 марта и одновременно опровергло слухи, согласно которым Советское правительство будто бы недавно предложило Польше и Румынии на тот случай, если они станут жертвами агрессии, помощь в одностороннем порядке [432] .

431

См. свидетельства современников: Churchill. War, p. 31 Off; Strang. Ноше, p. 160; Coulondre. Staline, p. 261; Gafencu. Jours, p. 31ff. Майский. Воспоминания, с. 452-454; его же: Кто помогал Гитлеру?, с. 99-101; Ribbentrop. London, S. 160ff.; JozephBeck. Dernier Rapport. Genf, 1952, S. 180ff., а также мнения историков последующего периода: N amier, Prelude, p. 82ff.; Beloff. Policy, p. 231; Duroselle. Politique, p. 99; Allard. Stalin, S. 103ff.; Sipols. Vorgeschichte, S. 235. Поэтому поводу Геббельс записал: «Нам приписывают какой-то ультиматум в адрес Ру­мынии. Это опровергает даже Бухарест» (Tageb"ucher, I, 3, S. 577). Ис­тинная подоплека этого демарша до сих пор не известна. Нельзя, по-видимому, исключить и махинации разведывательных служб. По этому вопросу см.: Armin Heinen. Der Hitler-Stalin-Pakt und Rum"anien. — In: Erwin Oberl"ander (Hrg.). Hitler-Stalin-Pakt 1939. Das Ende Ostmitteleuropas. Frankfurt/Main, 1989, S. 98-113.

432

Посол Шуленбург довел это сообщение ТАСС 23 марта 1939 г. до сведения МИД, а сам в тот же день выехал в Берлин для доклада. См.: ADAP, D, VI, Nr. 75, S. 73-74 (mit Anlage). В связи с этим опровержени­ем ТАСС представляет интерес тот факт, что Шуленбург, отвечая 13 марта на запрос МИД от 8 марта 1939 г., подчеркнул, что советская печать рассматривает Польшу и Румынию в качестве «следующих жертв агрессии» и что Сталин в своем докладе на XVIII съезде ВКП (б) «специально уточнил... что Советский Союз окажет поддержку любо­му государству, ставшему жертвой агрессии». Вместе с тем Шуленбург отметил, что правительства Польши и Румынии до того времени счита­ли помощь со стороны СССР нежелательной, «поскольку они по понятным причинам не хотели бы иметь Красную Армию на своей территории и превращать ее в поле боя». Он также правдиво обратил внимание на то, что Сталин не сказал, «в чем будет выражаться эта под­держка», что «в другом месте доклада даже подчеркнул, что хочет избе­жать конфликтов с другими странами» (ADAP, D, IV, Nr. 496, S. 554).

Со своей стороны английское правительство 21 марта предложило правительствам Франции, СССР и Польши принять декларацию, в со­ответствии с которой эти государства совместно выступят против угро­зы независимости любой из европейских стран. Это предложение было принято правительствами Франции и СССР, но натолкнулось на со­противление польского правительства, опасавшегося, что» вступив в антигерманский оборонительный союз, оно навлечет тем самым гнев Гитлера на Польшу.

То была запоздалая осторожность. После того как Гитлер уже в речи от 8 марта высказался за военное «решение» польского вопро­са, дело сводилось лишь к тому, чтобы, используя давление уже существующего военного охвата вдоль всей границы, для виду вы­двинуть «окончательное», неприемлемое предложение. 21 марта, в тот самый день, когда были оглашены британское предложение польскому правительству и германский ультиматум Литве с тре­бованием уступить Мемельскую область, Риббентроп пригласил к себе польского посла в Берлине Липского, чтобы объявить катего­рическое требование Гитлера в отношении Данцига и так называе­мого польского коридора [433] . Как воспоминал министр иностранных дел Польши Бек, Риббентроп, теперь уже в ультимативной форме, повторил предложение о германо-польском «выравнивании», об ан­тирусском сотрудничестве, о компенсации Польше на юге в обмен на отказ от Балтийского моря и угрожал «возвратом Германии к рапалльской политике» [434] .

433

Запись рейхсминистра иностранных дел о беседе с Липским в Берлине 21 марта 1939 г. (ADAP, D, IV, Nr. 61, S. 56-58.

434

Beck. Rapport, S. 188.

Призрак Рапалло возымел действие. 23 марта, в день оккупации Мемельской области, Бек обратился к британскому правительству с просьбой заменить отклоненную польской стороной Декларацию четы­рех держав двусторонним (англо-польским) заявлением. Английское правительство согласилось, к заявлению примкнуло и французское правительство. 31 марта 1939 г. премьер-министр Чемберлен объявил в палате общин, что британское и французское правительства будут все­ми средствами отстаивать независимость Польши. 13 апреля (после оккупации 7 апреля итальянскими войсками Албании) такие же гаран­тии были распространены на Румынию и Грецию, а немного позднее и на Турцию.