Паломничество с оруженосцем
Шрифт:
– Ага… – протянул майор. – Что ж ты сразу не сказал?
Володя только пожал плечами. Секьюрити, однако, поверил не до конца и решил проводить его. Они поднялись на третий этаж. По дороге Андрей спросил, где Борисыч. Оказывается, он тоже был там. «А кто еще?» – «Да кто?
– отдыхающие…»
Володя подошел к двери, за которой слышны были нестройные голоса – особенно один: бархатистый баритон, он и урчал, и самодовольно перекатывался. Экспедитор поставил кастрюлю днищем на ручку, надавил, толкнул животом – дверь распахнулась,
В номер набилось человек двадцать, дым стоял коромыслом. Сидели на кроватях, на тумбочках, на принесенной откуда-то доске, которую положили на стулья. За столом, вернее, за двумя составленными вместе столами, председательствовал человек в очках и тенниске, с большим, пещеристым носом и лысиной, обрамленной остатками эйнштейновской шевелюры. Причем лысина и лоб у него были желтыми, а щеки, нос и подбородок – воспаленно-красными. Рядом с ним сидела Вера Киприяновна, в своем неизменном золотом костюме.
– А мы сейчас свои танцы устроим, – прокричала она пьяным голосом и пролила на себя рюмку с водкой. Рюмки были только у нее и лысого Эйнштейна, остальные пили из стаканов и кружек.
– Вот и наш кормилец! – воскликнул председатель, колоритный баритон принадлежал ему. Володя грохнул кастрюлю посреди стола, и к ней устремился десяток рук, вооруженных вилками, ложками, ножами, а также невооруженных.
– Самыми удачными бывают импровизированные пьянки, – кричал председатель, пытаясь упорядочить раздачу котлет. – Когда заранее готовишься, обычно ничего не выходит, потому что "гормон счастья" расходуется на ожидание…
– Attention, attention!.. – закричал маленький человечек с козлиной бородой, сальными патлами и вытянутой вперед цыплячьей шеей. Он соскочил с тумбочки, на которой сидел, но от этого стал еще меньше. – Завтра на нашем пляже состоится пощечина общественному вкусу! Во сколько, Сева? – Все на мгновение умолкли и посмотрели на кудрявого, остролицего подростка лет сорока. Тот с загадочной улыбкой поднялся, откашлялся и, глядя в свою тарелку, сказал:
– Вечно ты, Максимов, все переврешь! Во-первых, не пощечина, а пинок под яйца…
– Waw! – воскликнула одна из девушек, и все вновь загалдели, раздался смех.
– А потом, не на нашем, а на большом пляже – при стечение, так сказать… – возвысил голос Сева и снова откашлялся.
– Во сколько, Сева? – закричали девушки.
– Это как проснемся, – сказал Сева с полупоклоном и сел.
– За тебя и за твою невесту, Сева, – раздалось сразу несколько голосов.
– Гойко! – картаво гаркнул ражий толстяк, с пышной гривой.
Сева снова поднялся, а вместе с ним девушка, сидевшая рядом. Он обнял ее, и они слились в долгом поцелуе, засунув друг другу языки в рот.
– Waw! – закричали несколько девушек.
Андрей высматривал Борисыча, но так и не увидел его, собрался уже уходить, когда председательствующий помахал ему рукой:
–
– Где он? – спросил Андрей.
– Кажется, там, – указал председатель в угол, где стоял телевизор.
Андрей заглянул и увидел торчащие из-за телевизора знакомые ботинки.
– Я на работе, – сказал Андрей. Он изучал проход, ведущий к Борисычу. Все было заставлено и перегорожено сидящими гостями.
– Сегодня ничего не украдут, – крикнул опять баритон. – Вот и начальник ваш здесь… Скажи ему, Киприяновна.
– Ну-ка… садись! – вытаращила директриса стеклянные глаза.
– Пропустите человека, – приказал председательствующий, и гости начали вставать, отодвигаться.
Андрей протиснулся к Борисычу, и потряс его за плечо. Саня лишь промычал что-то в ответ, он спал за телевизором, подложив чью-то сумку под голову.
– Не трогайте его: видите, как хорошо он устроился – пусть отдыхает. Идите садитесь,– сказал председатель, освобождая рядом с собой стул. – Все равно назад уже не выберетесь.
Андрей оглянулся: проход был снова загорожен. Вдруг его пронизал нежный разряд темно-синих, серьезных глаз: на другом конце стола сидела вытянувшись, как школьница, и не спускала с него взгляда красивая женщина, с пышной гривой черных волос.
– Полчаса посидите – от вас не убудет, – продолжал зазывать бархатистый голос – и Андрей уступил.
– Самуил, – представился сосед.
– Что тут у вас? свадьба? – спросил Андрей, чувствуя себя уже именинником.
– А? – нет, – наклонился к нему Самуил, наливая водки в стакан.
– Я не пью, – крикнул Андрей, приходилось кричать, чтобы быть услышанным.
– Я тоже. Но люблю шумные компании, в нашем возрасте хочется побольше жизни. Может, минералки? – От минеральной воды Андрей не отказался.
– Кто это? – обвел он жестом толпу.
– Пишущая братия, "платиновые перья", финалисты одноименного конкурса, а также редактора газет, каналов – просто журналисты. Собрались здесь на семинар – заодно помолвку Севы и Юлии обмываем.
– Вы тоже журналист? – спросил с преувеличенным интересом Андрей. Он был словно обожжен нежным огнем синих, что-то знающих про него глаз, на которые постоянно теперь натыкался взглядом.
– В каком-то смысле. Хотя больше – скромный служитель циркуля и реторты, здесь оказался как член жюри. Но наш губернатор покровительствует «десятой музе»…
– Я знаю. С ее помощью он задушил все честное в городе, – Андрей посмотрел на Самуила, чтобы затем снова встретиться с проницательным взглядом своей визави.
– Да, борьба была, но не с добросовестным противником, а с такими же – за власть, – проговорил, подумав, Самуил. – Так что честные люди не пострадали.
– Но какими средствами она велась! Одно это развратило тысячи умов и убило последнюю веру в справедливость.