Паломничество с оруженосцем
Шрифт:
– Здесь, на пеньке, мазь от комаров. Кто хочет – в термосе чай, и мы еще заварим. Сахар в банке. Во фляге питьевая вода, а в канистре для хозяйственных нужд, – распоряжался Светозар.
Мимо прошел Сева, уже нетрезвый, пряча подбородок в бабочку.
– Ну начинается! – пробурчал он, видимо, для Андрея, искоса бросив взгляд на оживленную толпу, окружившую вновь прибывших.
На месте старого большого кострища лежали три бревна, вросших в землю. Тут же торчал стоймя высокий обгорелый комель с острыми обломками сучков, на них повесили сумки и гитары. Вокруг валялись разорванные пакеты и бутылки. По всей вероятности, это место давно было облюбовано для пикников. Два незнакомых Андрею молодых человека рубили ветки на дрова. Кто-то уже сложил костер и
– Как только светило нижним краем коснется леса, – возвысил голос Светозар, стараясь перекричать тусовку, – я толкну накосогорную… не проповедь, нет… (Раздался смех.) Всего лишь речуху. Окей?
– Ноу проблем, – донеслись отовсюду радостные голоса..
– А вторую скажу, как только его диск появится с другой стороны, вон над тем лесом. Но это для тех, кто доживет до утра.
Большинство присутствующих пребывали в лихорадочном возбуждении. Девушки громко смеялись и много курили, мужчины сдерживали себя, но пальцы, с зажатыми в них сигаретами, дрожали и начинали плясать. Вдруг ни с того ни с сего кто-нибудь выделывал па и ногами, жестикуляция у всех была преувеличенной и очень быстрой. Только Сева не останавливался ни у одной из групп, проходил мимо с загадочным видом, словно знал что-то. Его невеста бродила сама по себе, он сам по себе. Главный "Осведомителя" и телепоросенок уединились в стороне и беседовали о чем-то серьезном, несколько девушек окружили скво. Среди них была Зоя.
– Светозар! – вдруг закричал кто-то истошно. – Сейчас солнце сядет!
Светозар засуетился, схватил бутылку и начал разливать водку по пластиковым стаканам.
– Водку наливайте, наливайте водку, – распоряжался он. Потом повернулся к солнцу, держа наготове свой стакан.
– Давайте караулить солнце, как говорили наши предки: смотреть, как оно садится. Никогда не удается засечь тот момент, когда его верхний край уходит за горизонт. Кажется, оно не движется, остановилось… И вдруг – раз! – моргнуть не успеешь, а его уже нет! – Все замерли в иронично-умильном ожидании. Щетка волос на затылке у Светозара горела, как сноп лучей, очки превратились в два маленьких зеркальца. Сева демонстративно выпил, не дожидаясь начала речи, повернулся спиной к закату и закурил. Опоссум с поросенком продолжали тихо беседовать уже со стаканами в руках.
– Светозар! – раздался снова истошный крик, оказывается, так кричал Макс. – Где речь – уже село!
– Нет еще… Еще секундочку… – поднял Светозар в напряжении дрожащую ладонь. – Вот, теперь село!
– Ну что… – Он стал в пол-оборота, как оперный певец. – "Поднимем стаканы, содвинем их разом! Да здравствует солнце, да здравствует разум! Ты, солнце святое, гори! Как эта лампада бледнеет при свете каком-то там зари (Он указал на костер.) – так ложная мудрость тускнеет и меркнет при свете бессмертном ума. Да здравствует солнце, да скроется тьма!" – Произнося заключительные строчки, Светозар мельком взглянул в сторону Андрея – или тому так показалось.
Светозар пригубил из стакана, остальные опрокинули и пошли к столику закусывать. Там хозяйственные девушки нарезали колбасу, огурцы и помидоры, некоторые сразу закурили. Главный "Осведомителя" и телепоросенок продолжали говорить и выпили как бы не в связи с тостом.
– Это вся речь? – сказал презрительно Сева и плюнул в костер. – Ты все перепутал, Светозар: сейчас наоборот солнце скроется – да здравствует тьма! – Но на этот выпад никто не обратил внимания, оратор же продолжал:
– Братья и сестры! – не ищите аллюзии в моем обращении, ибо все мы, действительно, братья и сестры – дети одного отца, Даждьбожьи дети. Лице его только что скрылось от нас, но мы все равно несем в себе его огонь. Нам кажется, он уснул – нет, никогда не смыкает очей отец, без устали оплодотворяет мать землю. О, как он прекрасен, как сексуален!.. (Раздался смех.) Да-да, я не побоюсь этого слова – «сексуален»! Только так в речениях нового времени мы можем
До конца речь дослушали немногие, стоявшие рядом с оратором. Остальная тусовка разбрелась по косогору: кто-то продолжал прерванный разговор, кто-то пил водку. Пьяный уже Макс сидел, схватившись за голову. Двое юнцов взяли гитары и пощипывали легонько струны, но только Светозар умолк, забренчали в полную силу.
– Вадим Станиславович, будь добр – утри нос молодежи! – крикнул Светозар. Кто-то тут же снял гитару с сучка обгорелого дерева и протянул Стоногину.
Главный "Осведомителя", улыбаясь, продолжал разговор с телеведущим и уже подкручивал колки на грифе.
– Все к костру, все к костру! – закричал Самуил Светлоокий, собирая публику.
Над темно-синим лесом на том берегу догорал опаловый закат, казавшийся тусклым в свете костра. Искры улетали с треском в прозрачное зеленовато-голубое небо, и опускались вокруг черными хлопьями.
Стоногин подождал, когда застелют бревно брезентом, - сел, расставив жирные ляжки. Рядом присела скво тоже с гитарой, и они, взглянув друг на друга, взяли аккорд… Голос у главного был слабый, гнусавый, но пел он самозабвенно, притопывая ботинком. Сначала они исполнили "Солнышко лесное" – все, сидевшие и стоявшие вокруг костра, сразу обнялись, стали раскачиваться в такт песне и подпевать. Андрей увидел Зою, она сделала ему знак присоединяться, но он покачал головой. Потом запели "как здорово, что все мы здесь сегодня собрались", и толпа начала раскачиваться и подпевать с еще большим энтузиазмом. Какой-то пьяный голос старался перекричать всех, выводя истошно вместо "собрались" – "нажрались".
Андрей хотел сразу уйти, но тут ему пришла одна мысль, которую он намеревался проверить. Для этого ему нужен был Стоногин, поэтому он решил дождаться конца номера.
Он отошел к краю косогора. Здесь было уже темно. Бурый отсвет костра едва освещал траву и обрывался чернотой. Несмотря на то что впереди ничего не было видно, чувствовалась пустота под ногами. Дальше снова поблескивала внизу река. А выше, над черным лесом на той стороне, синела узкая полоска – все, что осталось от вечерней зари. Маленькие тусклые звезды повисли над головой. По берегу краснели точками костры рыбаков.
Шагах в десяти остановился еще кто-то и стал мочиться.
– Что они делают, а? что делают!.. – по голосу Андрей узнал Макса. – Обязательно надо собраться, сбиться в кучу, – и раскачиваться туда-сюда, туда-сюда!.. Собраться – и раскачиваться…
– Я им устрою сегодня перформанс! – сказал второй пьяный голос, который тоже показался знакомым.
– Нет, зачем они раскачиваются, скажи? Зачем обязательно надо раскачиваться, а? И так тошно…
Андрей дождался, когда они уйдут, и тоже вернулся к костру.
Там перестали раскачиваться. Стоногин положил гитару и отошел покурить. Но тут же вскочил, пошатнувшись, поэт Шкворень и вытянул вперед руку:
– Нью поэм! "Низвержение в Мальстрем" (подразумевается мейнстрим), – провозгласил он с гневом, глядя остановившимися, расширенными зрачками в огонь. И рявкнул: – Всё, тихо!
– Мы тебя слушаем, Иван, – сказал, как можно спокойнее, Светозар.
Шкворень опустил руку, а потом поднял ее медленно над головой, начал:
И все-таки мы падаем в Мальстрем —