Память льда
Шрифт:
— Можно отправиться в Сольтан.
— До него неделя пути, если не больше. Этот город недаром называют «пупком Худа». Да я не то что Мхиби, а даже мамашу Раллика Нома — помнишь, как она орудовала топором? — туда бы не повез.
— Кстати… жаль, что здесь нет Раллика Нома, — вздохнул Мурильо.
— Ты, никак, по нему соскучился?
— Он бы нам сейчас очень пригодился.
— В смысле?
— Ну, Ном мог бы убить кого-нибудь.
— Кого именно?
— Да кого угодно. Этот человек обладает удивительной способностью все упрощать.
—
— Ладно, нет смысла спорить, поскольку он бесследно исчез.
— Раллик не умер.
— А ты откуда знаешь?
— Знаю, и все… Итак, Мурильо, отправляемся в Капастан?
— Да, дружище. Ну а там мы последуем примеру Круппа и Серебряной Лисы. Ускользнем. Бесследно исчезнем. Едва ли нас кто-нибудь хватится или даже вспомнит, что вообще были такие.
Колл задумался.
— Слушай, Мурильо, даже если мы найдем того, кто согласится помочь Мхиби, то, наверное, придется здорово раскошелиться.
Щеголь пожал плечами:
— Подумаешь, я и раньше влезал в долги.
— Я тоже. Просто учти: даже если мы вытряхнем из кошельков все до последнего гроша, то не сумеем поставить Мхиби на ноги. В лучшем случае мы лишь облегчим ей уход из жизни.
— Все лучше, чем проиграть деньги Круппу. Давай потратим их более достойно.
Колл слишком давно знал своего друга, чтобы спрашивать, хорошо ли тот подумал.
«Дело не в деньгах. Сколько бы их у нас ни было, мы все равно не сможем выкупить у судьбы эту старуху и вернуть ей молодость. Возможно, мы делаем это не столько для нее, сколько для себя самих. Ну да, по крайней мере, позаботимся о ней, сделаем, что в наших силах, — даже если Мхиби никогда больше не проснется и не узнает о том, что мы ей помогали. По правде говоря, так, наверное, будет даже лучше. Бескорыстнее и проще…»
Вой звучал так, словно доносился из просторной пещеры. Он множился, пока не превратился в скорбное многоголосье. Хор бессчетных звериных голосов странным образом уничтожал само ощущение времени, и вечность становилась одним нескончаемым сейчас.
То были голоса зимы.
Но они слышались с юга, оттуда, куда тундра добраться не в силах, где деревья уже не были низкорослыми, но возносились, корявые и истрепанные ветрами, над головой, так что за ними можно было укрыться и Мхиби оставалась незаметной на фоне ландшафта.
На вой ответили другие волки. Те, что шли за нею по следу. Но они потеряли женщину, ибо ей удалось спрятаться среди черных елей. Под босыми ногами жадно чавкала болотная жижа. Вода была холодной и пахла затхлостью. Над головой звенели здоровенные комары, вдвое превосходившие своих собратьев с равнины Рхиви. Но еще хуже была мошкара, набивавшаяся в волосы и кусающая темя. Жирные пиявки успели облепить ей ноги.
Убегая, Мхиби наткнулась на обломок ветвистых рогов, застрявший между двумя сросшимися деревьями, и до крови расцарапала щеку.
«Это знак моей смерти.
Пещера находилась где-то рядом. Мхиби пока еще не заметила входа, да и не было в окружающем ландшафте ничего, что намекало бы на пещеру, но она знала: это здесь.
Эхо становилось все ближе.
«Некий зверь зовет меня. Должно быть, его зов обещает смерть, ибо придает мне силы идти туда. Такой чарующий звук…»
Со всех сторон женщину обступила тьма. Она чувствовала, что добралась до места назначения. Пещера была горнилом ее души — души, потерявшейся внутри себя самой.
Воздух в пещере был сырым и холодным. Докучливые насекомые исчезли. Исчезла и болотная хлябь; теперь ее ноги ступали по сухим камням.
Ни проблеска света. Вой тоже стих.
Сделав еще один шаг, Мхиби вдруг поняла, что движется не она сама, а лишь ее разум. Он покинул тело и теперь блуждает по пещере, разыскивая прикованного зверя.
— Кто здесь? — Голос испугал ее: он был человеческий, полный боли. — Кто идет?
Рхиви не знала, как ответить, и произнесла первые слова, пришедшие ей в голову:
— Это я.
— А кто ты такая?
— Я… мать.
Смех мужчины прозвучал хрипло и грубо.
— Новая игра, да? Я ведь прекрасно знаю, Матерь, что ты бессловесна. И никогда не обладала даром речи. Ты скулишь и всхлипываешь, ты предостерегающе рычишь. Ты издаешь тысячи других звуков, возвещая о своих потребностях, но при этом не говоришь. Все это я хорошо изучил.
— Я… просто мать.
— Уйди, мне и так тошно. Я хожу по цепи, протянутой внутри своего разума. Это место не для тебя. Найдя его, ты, должно быть, решила, что разрушила последний мой оборонительный барьер. Ты думаешь, будто все обо мне знаешь. Но у тебя нет права находиться здесь. Мне кажется, будто я смотрюсь в зеркало и вижу в нем свое лицо.
— Я чувствую, что на меня глядит незрячий глаз. Мало того, он даже не человеческий. Я не сразу поняла это, но теперь знаю наверняка.
— Ты и твои соплеменники играли с зимой. Вы думали, что Омтоз Феллак — это и есть зима. Но вы так и не поняли суть настоящей зимы: не той, что порождена магией, а другой. Настоящая зима наступает, когда холодеет земля и перестает греть солнце, когда дни становятся короче, а ночи длиннее. Провидец, лицо, которое ты сейчас показываешь мне, — это лицо зимы. Лицо бога. Лицо волка.
— Мое дитя знакомо с волками, — сказала Мхиби.
— Еще бы твоему сыну их не знать.
— У меня нет сына. Только дочь.
— Провидец, ты намеренно искажаешь правила, чтобы испортить игру. Очень глупо с твоей стороны.
— Ты принимаешь меня за кого-то другого. Я — всего-навсего старуха из племени рхиви. Дочь желает моей смерти. Но она не позволяет мне просто умереть. Нет. Она натравливает на меня волков, которые гонятся за мною, чтобы вырвать душу. Волки наполняют все мои сны, но здесь мне удалось скрыться от них. Я пришла сюда, чтобы они меня не нашли.