Память сердца
Шрифт:
Все поддержали. Уходя, ребята взяли, сколько смогли картошки, вещи Самсонова, – и все!..
За двадцать пять дней прошли много сотен километров. Картошки хватило ненадолго. По дороге картошку варили, пекли на костре. Попадалось поле – ели свеклу, морковь. В пустых деревнях, кроме кошек – никого. В одном погребке (наверное, уходили спешно) нашли прокисшее молоко в крынках; с большим удовольствием воспользовались. Свинины килограммов пять, будто для них оставлено было, – хватило тоже ненадолго.
Ехали на крыше поезда, но это случалось редко. На грузовики их не сажали – видимо, боялись.
– В общем, ты правильно поступил, Володь, что послушался тогда нас. Мы тебя вспоминали. Ох, как тебе было бы тяжело с нами! А нам с тобой. Но ты, молодец, послушался…
– А мы Нину Михалну, маму твою видели. Только ты ушел, и она показалась! Хотела по перрону тебя искать. Еле уговорили, чтоб домой за тобой пошла. Вот видишь, что к чему?..
Но вскоре и наша семья эвакуировалась. Прощай, интернат! Прощай, Барыбино!..
Потом деревня. Потом завод, вечерняя школа. Так и затерял я Стасика – старшего товарища. А жаль. Дважды я ему обязан жизнью. Даже фамилию его я редко вспоминал. А фамилия-то у него что ни на есть русская – Морозов. Ведь мы как общались: Стасик и Стасик. А он меня: Мамкин да Мамкин…
Не умеем дружить! Не ценим дружбу. Только с годами начинаешь это остро осознавать: главное в твоей жизни – люди! Близкие тебе по духу! Люди, люди, люди… Человеческое тепло! Вот отец наш берег дружбу, своих друзей; переписывался с ними. Даже в старости, имея большую многодетную семью, помогал им, чем мог. «Человек без друзей, что голый – среди людей», – говорил отец. Или: «Без друзей ты – один посередине поля, – противоестественно».
Как он сердечно, тепло отзывался о Салазкине Владимире Владимировиче, о тех, у кого прятался в Касимове, куда убегал из дома, чтобы учиться.
В 1899 году отец со своей семьей насовсем уехал в Москву – к друзьям. Они не только звали его, а загодя готовили условия для нормальной жизни семьи: нашли и помогли ему купить дом; знакомили с москвичами, своими друзьями. И дружба их длилась долго – всю жизнь! Даже когда отца не стало, они бывали у нас, приезжали из других городов. И каждый, вспоминая отца, молодые годы, говорил об удивительном мужском братстве, которое ценили они все необычайно высоко – о дружбе .
В свое время отец о каждом из них рассказывал удивительные истории, перебирал события, с ними связанные. А уж в праздники, когда собирались гости (а в гостях у нас всегда бывало помногу народа), приезжали даже с семьями, с детьми. Они пели старинные песни, смеялись, грустили о тех, кого уже нет рядом. И вспоминали, вспоминали… А глаза их лучились каким-то особым светом.
Какое это, должно быть, счастье иметь настоящих друзей! Долгие-долгие годы!.. Ведь полет души, раскрепощенность, осознание неповторимости прекрасного мгновения, когда, кажется, готов любить и обнять весь мир, приходят именно тогда, когда освобождаешься ты от пут сомнений, груза настороженности – за возможную человеческую неверность, подлость, предательство! А их нет и не может быть, когда рядом с тобой, плечом к плечу – люди «одной с тобой крови»! Надежные, верные – друзья!
После войны я поехал Барыбино: потянуло!.. Почему-то думалось, что узнаю что-то о друзьях военного отрочества. Посетил места памятные.
Все изменилось! Школа – большая, где помещался интернат, и столовая, и спальни для двухсот человек – все исчезло. Все распахано под картошку. На месте интерната поставлена изба – старый сруб, бревна с номерами, чтоб не путать, привезены откуда-то!.. На волейбольной площадке зеленеют укроп, петрушка; растет капуста, торчат свекла, репа…
По дороге к «омуту» посажены дыни, – нет, не дыни, а тыквы!.. Не по чести дыням здесь расти!..
Рядом с интернатом тогда стояла церковь, как рассказывали старики, запертая с конца двадцатых годов на огромный амбарный замок. И с тех пор – до самой войны никто церковь не открывал. А после войны – взорвали!.. Торчат одни стены. А металлическая дверь с амбарным замком стоит так же нерушимо – назло кому-то! Молодец!
Пошел к «омуту» и поразился: речки нет совсем; обмелела настолько, что даже следов ее нет – низенький зеленый овражек. «Омута», где мы дна не могли достать, где я тонул! – тоже нет… Дно просто сравнялось с берегом: то ли песок так нанесло, то ли вода куда ушла, но… и следа нет!..
Посидел. Вспомнил Стасика, его товарища, других ребят. Грустно…
Кустарник с ягодами-сережками растет так же. Куст с волчьей ягодой – тоже не тронут! А орешника нет. Наверное, кто-нибудь выкопал, не мог же он сам по себе засохнуть!
Вот что делает время. Ну как к нему можно относиться по-хорошему?! Хотя… никуда не денешься! Уходит – ну и бог с ним! А обидно: все меньше и меньше хорошего остается в памяти. Забывается все. Плохое-то, оно как? Царапает больше, душу задевает сильнее, – потому и помнится дольше! Эх, если бы заново все! Да по кругу! «На круги своя!» А?..
Размышления о «власть имущих»
1936–1937 годы. Сколько написано про это время страшного, ужасающего! А я ничего этого не знал и, естественно, не помню. Ни в нашем доме, ни у кого из трех домов нашего двора, ни у кого из школы – из родственников никто не был арестован.
Я верю собственным воспоминаниям и ощущениям. Во всяком случае, в нашей среде не было шепотков и пересудов о «врагах народа», слез по поводу сгинувших родителей. Не было! Бог миловал!
Но я помню толпы у репродукторов. Трансляции с судебных процессов над «врагами народа». Вопросы Вышинского к осужденным, их путаные ответы…
Позже, работая над фильмами, я просматривал газеты тех лет. Процессы, процессы, процессы – их множество: сотни, а может, и больше…
Мы верили в это всем своим существом!.. Ужасались количеству безжалостных заговорщиков, опасности, угрожающей стране и всем нам. Верили, боготворя наших правителей. А все ли были заговорщиками?..
Я не берусь судить о диктаторах, «властителях дум», сотворенных народом кумирах – бог с ними! Как судить, как оценить роль преобразователей России – Ивана Грозного, Петра Первого, проливших тонны кровушки российской?! Я не историк, не политик. Я могу только повторить слова классика: «Умом Россию не понять!..» И будет об этом…