Память
Шрифт:
– Я и не знал, что ты воспринимаешь его вроде как приемного отца, Майлз.
Майлз пожал плечами: – Приемного дяди, во всяком случае. Это… семейное дело. А я – фор.
– Приятно слышать, что ты это признаешь, – пробормотал Грегор. – А то кое-кто иногда сомневался, осознаешь ли ты этот факт.
Майлз вспыхнул. – Я обязан Иллиану, как… это нечто среднее между долгом по отношению к приемному дяде и к человеку, который служил твоей семье. И в настоящий момент я – единственный Форкосиган на Барраяре. Похоже, что это… нет, это именно и есть
– Верность – это всегда было главным в Форкосиганах, – согласился Грегор.
– Так что она превратилась в своего рода привычку.
Грегор вздохнул: – Конечно, я буду держать тебя в курсе.
– Каждый день? Я знаю, Гарош будет представлять тебе бюллетени каждый день, на утреннем докладе СБ.
– Да, Иллиан и мой утренний кофе обычно прибывали одновременно. А иногда, когда он приходил лично, то приносил мне кофе собственноручно. Я всегда чувствовал в этом вежливый намек: «Сядь и слушай внимательно».
– В этом весь Иллиан, – усмехнулся Майлз. – Раз в день, договорились?
– Ох, ну хорошо. Слушай, мне нужно идти.
– Спасибо, Грегор.
Император отключился.
Майлз откинулся на спинку кресла, отчасти удовлетворенный. Нужно дать людям и событиям время разобраться. Он вспомнил собственный спокойный совет, данный Галени: насчет интуиции и доказательств. Майлзов демон интуиции может убираться обратно – Майлз представил, как засовывает крошечного гнома, вылитого Нейсмита, в чемодан, закрывает крышку и застегивает ремни. И как изнутри доносятся еле слышные вопли и шум ударов… «Я стал лучшим агентом Иллиана не потому, что следовал правилам больше всех остальных.» Но еще чертовски рано говорить «В этой картинке что-то неправильно» или даже думать об этом вслух.
Служба безопасности заботится о своих; так было всегда. И он не намерен снова прилюдно изображать из себя дурака. Он подождет.
Глава 15
Медленно прошла неделя. Сперва краткие ежедневные совещания по комму с Грегором удовлетворяли Майлза, но с каждым последующим из них, которое накладывалось на предыдущее с минимальным ощущением какого-либо прогресса, осторожность Службы безопасности стала казаться Майлзу уж слишком леденящей. Он пожаловался на это Грегору.
– Ты всегда был нетерпелив, Майлз, – заметил Грегор. – Для тебя ничто не движется достаточно быстро.
– Иллиан не должен дожидаться врачей. Другие, может, и должны, но не он. У них есть уже какое-нибудь заключение?
– Версию кровоизлияния в мозг они исключили.
– Кровоизлияние в мозг исключили в первый же день. Что тогда? Как насчет чипа?
– Есть некоторые очевидные свидетельства износа или повреждения чипа.
– Это мы тоже уже предполагали. Какого рода? Когда? Каким образом? Почему? Какого черта они там делают все это время?
– Они все еще работают над тем, чтобы исключить возможность других неврологических проблем. И психологических тоже. А это явно нелегко.
Майлз сгорбился и проворчал: –
– Ну… похоже, именно в этом и дело. Иллиан носил в своем мозгу это дополнительное устройство работающим дольше, чем любой другой человек. Так что тут нет стандартов для сравнения. Он сам – точка отсчета. Никто не знает, что делают с человеком тридцать пять лет накопленной искусственной памяти. Может, это мы сейчас и выясняем.
– И все же я думаю, что нам стоит выяснять побыстрее.
– Они делают все, что могут, Майлз. Тебе придется просто ждать, как и всем нам.
– Ага, как же…
Грегор отключился. Майлз невидящим взглядом уставился на пустое пространство над видео-пластиной. Проблема со сжатой информацией в том, что она всегда так расплывчата. Самый смак в подробностях, в сырых данных; в них заложены крохотные подсказки, ключи, питающие демона интуиции, пока он не станет здоровым и упитанным, а порой не вырастет настолько, чтобы превратиться в настоящую Теорию или даже в Доказательство. Майлза от реальности отделяло по меньшей мере три слоя: врачи СБ выжимали сводку для Гароша, который готовил сведения для Грегора, который процеживал данные для Майлза. К этому моменту в дистиллированной информации оставалось недостаточно фактов, чтобы из них составить мнение.
Леди Элис Форпатрил вернулась из своей официальной поездки на Комарру на следующее утро и тем же днем позвонила Майлзу по комму. Он взял себя в руки, готовясь принять удар свалившихся на него общественных обязанностей; подавленный внутренний голос завопил «Караул!» и безуспешно заметался в поисках укрытия. Этот самый внутренний голос просто вытянули из его норы за пятки и поставили на ноги, дабы он мог маршировать, куда прикажет леди Элис.
Однако вместо приказов первыми ее словам было: – Майлз, как давно ты знаешь обо всей этой чудовищной бессмыслице, творящейся с Саймоном?
– Э-э… пару недель.
– И никому из вас, троих юных олухов, ни разу не пришло в голову, что я захочу об этом знать?
Юные олухи – Айвен, Майлз и… Грегор? Она действительно расстроена.
– Ты ничего не могла бы сделать. Ты была на полпути к Комарре. И у тебя уже было задание, имеющее наивысший приоритет. Однако, признаюсь, я об этом просто не подумал.
– Болваны, – выдохнула она. Ее карие глаза горели, словно угли.
– Хм-м… А кстати, как дела? На Комарре?
– Не так уж безумно хорошо. Родители Лаисы скорее расстроились. Я сделала все что могла, чтобы успокоить их страхи, особенно если учесть, что кое-какие их опасения весьма небезосновательны. Я попросила твою мать сделать остановку на Комарре по пути сюда и еще раз с ними переговорить.
– Мать едет домой?
– Надеюсь, скоро.
– А… ты уверена, что моя мать – лучшая кандидатура для этой цели? Она может быть ужасно прямолинейной в своих высказываниях о Барраяре. И не всегда особо дипломатична.