Пан Володыевский
Шрифт:
Между тем пан Мушальский, который был скор на решения, тотчас же сказал:
— Прежде всего нам надо поблагодарить Господа Бога, что он дозволил нам открыть такую гнусную интригу, а потом откомандировать шестерых драгун с Меллеховичем и пустить ему пулю в лоб.
— А потом назначить другого сотника, — сказал пан Ненашинец.
— Измена так очевидна, что ошибки быть не может! Володыевский на это ответил:
— Прежде всего надо расспросить Меллеховича, а потом уже сообщить обо всем пану гетману. Пан Богуш говорил мне, что пан гетман очень любит липков.
— Но
— Права мои мне известны, и вам незачем мне о них напоминать, — ответил Володыевский.
Тут заговорили другие:
— Пусть он станет перед нами, такой-сякой сын, предатель и изменник!
Громкие возгласы разбудили пана Заглобу, который уже вздремнул немного, что теперь с ним случалось нередко; он быстро вспомнил, о чем шла речь, и сказал:
— Нет, пан Снитко, хотя герб ваш — «Месяц на ущербе», зато и остроумие ваше тоже на ущербе; его, пожалуй, теперь и днем с огнем не сыскать. Сказать, что пес изменник, а волк не изменник! Вы уж, правду сказать, совсем… рехнуться собираетесь.
Пан Снитко возвел глаза к небу в знак того, сколь незаслуженно он страдает, но смолчал, чтобы не раздражать старика. Между тем Володыевский приказал ему идти за Меллеховичем, и он быстро вышел, очень довольный, что ему удалось улизнуть от Заглобы.
Минуту спустя он вернулся, ведя за собой молодого татарина, который, по-видимому, ничего не знал о поимке липка и потому вошел смело. Его смуглое, красивое лицо немного побледнело, но он был уже здоров; на голове у него не было уже повязки, а просто красная бархатная татарская шапочка. Все тотчас впились в него глазами; он поклонился низко маленькому рыцарю и не без надменности всему остальному обществу.
— Меллехович, — сказал Володыевский, вперив в татарина свой проницательный взор, — знаешь ли ты полковника Крычинского?
По лицу Меллеховича вдруг пробежала грозная тень.
— Знаю! — ответил он.
— Читай! — сказал маленький рыцарь, подав ему письмо, найденное у липка.
Меллехович взял письмо, и прежде чем кончил его читать, лицо его стало по-прежнему спокойным.
— Жду приказаний, — сказал он, возвращая письмо.
— Давно ли ты задумал измену и какие у тебя здесь в Хрептиеве сообщники?
— Меня обвиняют в измене?
— Не спрашивай, а отвечай, — сказал грозно маленький рыцарь.
— В таком случае я отвечу: измены я не замышлял, сообщников у меня не было, а если и были, то такие, которых вы судить не будете, мосци-панове!
Услыхав это, воины заскрежетали зубами, и раздалось несколько грозных голосов:
— Покорней, собачий сын, покорней: ты стоишь не перед равными!
Меллехович обвел их глазами, в которых сверкала холодная ненависть.
— Я знаю, чем я обязан пану коменданту, как моему начальнику, — ответил он и снова поклонился Володыевскому, — знаю и то, что я ниже вас, Панове, но потому и не искал вашего общества; ваша милость (тут
Слова эти ошеломили всех и на минуту воцарилось молчание; наконец Володыевский повел усиками и сказал:
— Как так?
— Так! — ответил Меллехович. — Хотя Крычинский, Моравский, Творовский, Александрович и все другие перешли на сторону орды и причинили много зла отчизне, но счастья на новой службе не нашли. Быть может, и совесть в них проснулась, и само название изменников им опротивело. Пану гетману хорошо это известно, и он поручил пану Богушу, а также пану Мыслишевскому снова привлечь их под знамена Речи Посполитой. Пан Богуш, с своей стороны, воспользовался моими услугами и поручил мне вести переговоры с Крычинским. У меня на квартире есть письма от пана Богуша, я могу их показать, и вы поверите им больше, чем моим словам.
— Ступай с паном Снитко и немедленно принеси мне их!
Меллехович ушел.
— Мосци-панове, — быстро сказал маленький рыцарь, — мы очень обидели этого солдата нашим поспешным осуждением, ибо если у него эти письма есть, — а я думаю, что это так, — то он не только рыцарь, прославившийся своими военными подвигами, но и человек, действующий на благо отчизны и заслуживающий награды, а не осуждения. Ради бога, мы должны это поскорей исправить!
Все молчали, не зная, что сказать, а пан Заглоба закрыл глаза и на этот раз притворился, что дремлет.
Между тем вернулся Меллехович и подал Володыевскому письмо Богуша.
Маленький рыцарь прочел следующее:
«Со всех сторон слышу, что для такого дела нет человека, который бы мог сделать больше, чем ты, вследствие той огромной любви, которую они к тебе питают. Пан гетман готов простить их и берет на себя добиться для них прощения Речи Посполитой. Сносись с Крычинским возможно чаще через верных людей и даже обещай ему награду. Держи все в тайне: иначе, — не дай Бог! — ты их всех погубишь. Пану Володыевскому, как своему начальнику, ты можешь все открыть, и он во многом сможет тебе помочь. Не жалей трудов и стараний, помня, что конец венчает дело, и будь уверен, что за такую услугу наша отчизна-мать наградит тебя своей любовью».
— Вот и награда мне! — угрюмо пробормотал молодой татарин.
— Боже мой! Отчего же ты никому не сказал об этом ни слова?! — воскликнул Володыевский.
— Вашей милости я хотел все сказать, но не успел, так как заболел, от их милостей (тут Меллехович обратился к офицерам) мне было приказано держать все в тайне, и вы, ваша милость, должно быть, соблаговолите приказать им соблюдать тайну, чтобы не погубить тех.
— Доказательства твоей невиновности так явны, что надо быть слепым, чтобы их оспаривать, — сказал маленький рыцарь. — Продолжай свое дело с Крычинским, и ты не только не встретишь никаких препятствий, но даже можешь рассчитывать на помощь, в знак чего я даю тебе мою руку, как честному рыцарю. Приходи сегодня ко мне ужинать.